Проникновение. Марина Суржевская
в темноту, чувствуя, как дрожит внутри эта проклятая струна. Серебро и золото, лед и огонь… томление, разливающееся внутри.
Пробежала вдоль темных шатров, стремясь добраться до своего, залезть в спальник, выпить таблетку успокоительного и уснуть. Выкинуть из головы искаженное мучительным наслаждением женское лицо, бронзовые обнаженные тела и золотые глаза…
Где-то возле шатра меня поймали. Хотела вскрикнуть, но тяжелая рука закрыла рот.
– Не надо.
Сверр убрал ладонь. В свете звезд его лицо казалось темным… Одним движением ильх прижал меня к себе.
– Ты спросила, почему я отказался от шатии… – горячий шепот обжег висок. – Я не желал ту, что вошла в круг. Я желал тебя… Я позвал тебя.
– Что?
Сознание затуманилось. Я ничего не понимала. Я только чувствовала эту струну, что уже оплела мою душу. И дрожит, дрожит, вот-вот порвется… Уничтожит иглами и острыми гранями…
И еще руки. Горячие, сильные. Те, что не дают упасть. Те, что трогают, ищут застежку на моем комбинезоне. Вталкивают в темноту шатра. Ближе к шкурам, что служат постелью…
– Убери это… – голос у ильха злой и обжигающий. И ласкающий. Словно пробуют кожу языки пламени – согревают, не жгут… Вначале. Сверр жадно огладил мое тело, очертил контур. – Убери. Я хочу твою кожу, а не это…
Не соображая, я дернула молнию, расстегивая ткань у горла. Потянула вниз. И сразу ильх прикоснулся к открывшемуся участку, тронул горячими пальцами. С его губ слетел тягучий выдох…
– Хорошо. Сними все.
Я стянула комбинезон с плеч, бестолково дернула застежку. От нервных движений молнию заело.
– Я сказал – сними, – прошипел Сверр и рванул ткань, разрывая материал, который «выдерживает нагрузку в двести килограммов», как утверждает классификатор. Ильх разодрал его, словно папиросную бумагу. Еще миг, и я стою перед ним в нижнем белье – дрожащая, испуганная. Или ждущая? Музыка все еще звучит, сплетаясь с дыханием, стуком сердца, стоном? Неужели он срывается с моих губ?
– Убери остальное… – шепчет ильх. – Повернись спиной…
Я послушно поворачиваюсь и… замираю.
Черт, что я творю? Что происходит?
– Покорись, Лив… Сейчас! – ильх приказывает, его голосу невозможно противиться. Я не хочу ему противиться. Но и позволить ему не могу…
– Нет, – звуки падают камнями.
– Что? – он не поворачивает меня, а обходит, поднимает голову, держит пальцами подбородок. – Я хочу тебя. Не противься.
– Нет.
В моей голове слабо ворочаются какие-то мысли. Об экспедиции, об Академии Прогресса, об ученом по имени Оливия Орвей. Кто это? Я почти не помню. Я женщина. Я самка, сходящая с ума от желания…
– Нет… – прошептала так, словно от этого зависела моя жизнь.
– Ты. Отказываешь. Мне? – В голосе ильха ярость. И изумление. И огонь, что уже не ласкает, а жжет.
– Я отказываю. Я не хочу. Уходи. Или я… закричу.
Все это глупо, странно и болезненно. В их напитке точно что-то было, потому что я дышу загнанной лошадью. А внизу живота