Красное и черное. Стендаль (Мари-Анри Бейль)
безумства любви, все ее мучительные сомнения.
– Друг мой! – говорила она ему, видя, что он вдруг начинает сомневаться в ее любви. – Пусть я по крайней мере хоть дам тебе счастье в те немногие часы, которые нам осталось провести вместе. Будем спешить, милый, быть может, завтра мне уже больше не суждено быть твоей. Если небо покарает меня в моих детях, тогда уж все равно, – как бы я ни старалась жить только для того, чтобы любить тебя, не думая о том, что мой грех убивает их, – я все равно не смогу, сойду с ума. Ах, если бы я только могла взять на себя еще и твою вину, так же вот самоотверженно, как ты тогда хотел взять на себя эту ужасную горячку бедного Станислава.
Этот резкий душевный перелом совершенно изменил и самое чувство Жюльена к его возлюбленной. Теперь уже любовь его не была только восхищением ее красотой, гордостью обладания.
Отныне счастье их стало гораздо более возвышенным, а пламя, снедавшее их, запылало еще сильнее. Они предавались любви с исступлением. Со стороны, пожалуй, могло бы показаться, что счастье их стало полнее, но они теперь утратили ту сладостную безмятежность, то безоблачное блаженство и легкую радость первых дней своей любви, когда все опасения г-жи де Реналь сводились к одному: достаточно ли сильно любит ее Жюльен? Теперь счастье их нередко напоминало преступление.
В самые счастливые и, казалось бы, самые безмятежные минуты г-жа де Реналь вдруг вскрикивала:
– Боже мой! Вот он, ад, я вижу его! – и судорожно стискивала руку Жюльена. – Ах, какие чудовищные пытки! Но я заслужила их! – И она сжимала его в своих объятиях и замирала, прильнув к нему, словно плющ к стене.
Тщетно Жюльен пытался успокоить ее смятенную душу. Она хватала его руку, осыпала ее поцелуями, а через минуту снова погружалась в мрачное оцепенение.
– Ад, – говорила она, – ад – ведь это было бы милостью для меня: значит, мне было бы даровано еще несколько дней на земле, с ним… Но ад в этой жизни, смерть детей моих… И, однако, быть может, этой ценой мой грех был бы искуплен… О боже великий, не даждь мне прощения такой страшной ценой! Эти несчастные дети, да разве они повинны перед тобой! Я, одна я виновна! Я согрешила, я люблю человека, который не муж мне.
Бывали минуты, когда Жюльену казалось, что г-жа де Реналь как будто успокаивается. Она старалась взять себя в руки, не отравлять жизнь тому, кого она так любила.
В этих чередованиях любви, угрызений совести и наслаждения время для них пролетало, как молния. Жюльен совершенно утратил привычку размышлять.
Как-то раз горничная Элиза отправилась в Верьер, – у нее была тяжба в суде. Она встретила г-на Вально и из разговора с ним обнаружила, что он страшно сердит на Жюльена. Она теперь ненавидела гувернера и частенько судачила о нем с г-ном Вально.
– Вы ведь меня погубите, сударь, коли я вам всю правду расскажу… – сказала она г-ну Вально. – Хозяева всегда друг за дружку стоят, как всерьез до дела дойдет… А прислуга, если в чем проболтается, так ей ни за что не простят…
После