Абсолютное доказательство. Питер Джеймс
концов света. Картезианский обет молчания соблюдался между ними, так сказать, естественным образом, ибо из двадцати трех семнадцать говорили на разных языках. Страдая от безлюдья, «Святой Гуго» принимал к себе монахов всех орденов.
Однако немногие задерживались здесь надолго: принятый в монастыре режим и распорядок дня казался им слишком уж суровым. В постель рекомендовалось ложиться в восемь вечера – а уже в половине двенадцатого монахи поднимались на следующую молитву, либо в тиши своих келий, либо в общей часовне, под руководством аббата.
Келья брата Ангуса была, по монастырским стандартам, необычно просторной – занимала два этажа, и при ней имелся огороженный садик, где брат Ангус выращивал овощи. На первом этаже располагалась его маленькая личная часовня, с иконой Христа и статуэткой девы Марии, покоящейся на подставке из древесного ствола. Здесь же, чуть дальше по коридору, имелась мастерская, где брат Ангус хранил инструменты, необходимые для работы в келье и в саду.
Наверху располагались два помещения со скудной меблировкой – стол, скамья, жесткая кровать – и молитвенная комнатка. Имелась здесь и умывальная, где Ангус обливался из бутылки нагретой водой – в этом состояли все его гигиенические процедуры, – и печка, дающая кое-какое тепло долгими зимними ночами. И сейчас, быть может, стоило бы затопить печку: Ангус дрожал, и ряса с капюшоном не слишком-то защищала от укусов промозглого холода. Однако книга на староанглийском языке поглотила все его внимание, и холода он не замечал.
Сидя за столом, обложившись со всех сторон молитвенниками и старинными книгами в кожаных переплетах, порой брат Ангус поднимал взор к окну и видел раскинувшееся за оградой сада мирное монастырское кладбище. Ряды простых, безымянных деревянных крестов отмечали там места последнего упокоения монахов прошлого. Настанет день – уже недолго ждать – и его бренное тело ляжет с ними рядом. Однако куда отправится дух?
До недавнего времени вопрос этот не вызывал затруднений. Но вот уже несколько раз он говорил об этом с аббатом – и слова аббата с каждым разом все меньше его убеждали. Чем больше он читал и размышлял, тем большим испытаниям подвергалась его вера. «Что, – спрашивал себя все чаще и чаще брат Ангус, – если там, за пределами жизни сей, ничего нет? Совсем ничего?»
Что, если все эти годы он потратил впустую, молясь Великому Ничто?
И сейчас брат Ангус торопливо листал страницы книги, надеясь, что Бог укажет ему строки, где найдется ответ. Иначе – что же ему остается? Мир за стенами монастыря стал для него чужим. Слишком многое изменилось с тех пор, как он принял святые обеты. Еще ухаживая за матерью, он сторонился новых технологий и чувствовал себя отставшим от жизни. В последние десятилетия мир двигался вперед стремительными шагами – а брат Ангус и телефоном-то почти не пользовался, хотя в последнее время овладел Интернетом.
Он страшился, что скоро исчезнет с лица земли, что кости его сгниют под безымянным крестом, как и кости всех его предшественников…