История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6. Николай Федорович Дубровин
моему упадку и бессилию. Но Бог есть восстановитель падших, а судить об истинно христианской справедливости принадлежит христианам. Сколько тысяч истребил Ирод за Христа-младенца новорожденного; но Христос был невинен в их крови, а они были сопричислены к мученикам.
Судите по правде: если не за отечество и веру действуете и трудитесь, то ради чего добрая старость ваша (со дня приезда) из России поныне переносит столько мучений, что изо дня в день не имеете от забот покоя. А меня упрекаете, что за отечество и народ мой я однажды пустил сюда мою лошадь вскачь (т. е. заехал), жертвуя собою отчизне, вере и именитости.
Укоряете, что я пристал к исконным врагам нашей веры и следую за ними. Это правда; но хотя они и враги, однако же имею между ними свободную жизнь и почет, подобающий моему роду.
Вы говорите, что я боюсь и врагов, и ближних, и самой тени своей. Но разве не знаете, что все боязливые осторожностью охраняют себя. Радение об отчизне уподобило мое сердце отломку кремнистой скалы, и что может обратить меня, как не отеческий и ласковый прием со стороны вашей, – доброго христианина и правдивой особы.
Вот правда, которую я изъяснил вашему высокопревосходительству, и судите по совести вашей, если не все то истинно. Думаю, что правдивое суждение совести вашей более смягчит вас в отношении ко мне.
Обносить племянника моего Левана неприлично вам, именитой особе, и я об этом умалчиваю; он же находится в объятиях Авраама, ибо положил голову свою за отечество.
Ваше высокопревосходительство, пройдем все подобное молчанием и начнем о делах настоящих; я доложу вам правду, которая за сим и следует.
Приглашаете меня вы, избранная и правдивая особа, умиленная христиански-отеческим милосердием, а не указываете источников, откуда буду иметь содержание и какой прием будет находящимся со мною; назначьте жалуемое мне место, содержание, и тогда мысль моя успокоится.
Доверяю себя вам по христианству и отечеству и прошу воззреть на меня, как благопопечительный и православный христианин; объявите мне, ваше высокопревосходительство, все, дабы я мог прибегнуть к отеческим объятиям вашим и пребывать навсегда верным его императорскому величеству, до окончательного пролития крови моей; тогда вы уведаете и мою службу, верность и мощь».
Итак, по содержанию приведенного письма можно было предполагать, что царевич готов и желает покориться русскому правительству, но на деле оказывалось не так, и Александр одновременно преследовал две цели. За несколько дней до ответа Ртищеву царевич писал эриванскому хану, что русские просят о примирении, но он и грузины того не желают; что в Кахетии такое возмущение, что русские, даже партиями в 200 человек, не решаются переходить из одного селения в другое; что силы его растут и в самом непродолжительном времени он будет иметь от 80 000 до 100 000 человек войска. «Но ведь изволите знать, – прибавлял скромно Александр[104], – что всем им надо давать, если не каждому из войска, то хоть старшинам и беладам
Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 443.