История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6. Николай Федорович Дубровин
и знающий офицер, поддерживал его мнение. Говорят, что Яшвиль уверял в необходимости сражения. Могущество Витгенштейна облекло Яшвиля в великую силу; государь приписывает ему сверхъестественные дарования и с удивлением говорит о нем; сказывают, что он был причиною сего сражения. Оно было не весьма кровопролитно; артиллерия играла главнейшую роль; атак было весьма мало или почти не было, а потому и потеря умеренная. Неприятель, искусным движением войск своих, может быть и превосходством сил, а более, думаю, Наполеон, поверхностью искусства и головы, растянул нас чрезвычайно и ударил на правое крыло, где Барклай-де-Толли, с известною храбростию и хладнокровием, не мог противиться.
На центре явились ужасные силы, и генерал Блюхер, опрокинутый, отступить должен был первый. Левое крыло наше, по слабости против его неприятеля, имело в продолжение целого дня успехи, но только отражало неприятеля, а никому не пришло в голову атаковать его и тем отвлечь от прочих пунктов, где мы были преодолеваемы. Я, с небольшим отрядом, стоял в центре, сменивши корпус Йорка, который послан был в подкрепление Блюхеру. Сей последний, отступая, завел за собою неприятеля в тыл мне. Я с одной стороны был уже окружен и вышел потому только, что счастие не устало сопровождать меня. За три часа до захождения солнца определено отступление армии, и в шесть часов не было никого уже на поле сражения. Остались три арьергарда, из которых находящийся в центре, самый слабейший, дан мне в команду. Я имел на руках 60 орудий артиллерии, должен был отпустить их и дать время удалиться. С особенным счастием исполнил сие; главнокомандующий с удивлением кричал о сем. Конечно, говорил государю, который и сам видел, где я находился, ибо сам дал мне команду и послал туда, но мне не сказано даже спасибо: не хотят видеть, что я сделал, и невзирая, что граф Витгенштейн говорит, что я подарил 60 орудий. Государь относит искусному распоряжению князя Яшвиля, что артиллерия не досталась в руки неприятеля. В люценском деле также многое приписано ему, хотя он командовал только двумя ротами артиллерии. Ему тотчас дана Александровская лента. Я был в должности начальника всей артиллерии, но и заметить не хотели, что я был в деле, хотя, сверх того, особенно был употреблен Витгенштейном.
Помню одно письмо твое, чувствительно меня тронувшее, в котором ты с сожалением говорил мне, что ни в одной реляции не было упомянуто обо мне. Письмо это раздирало сердце мое, ибо я полагал, что ты заключал обо мне как о человеке, уклонявшемся от опасностей. Нет, друг любезнейший, я не избегал их, но я боролся и с самим неприятелем, и с злодеями моими главной квартиры. И сии последние суть самые опаснейшие. Они поставили против меня слабого и низкой души покойного фельдмаршала; он уважал меня до смерти, но делал мне много вреда. Я, в оправдание мое, вкратце скажу тебе, что в нынешнюю войну я сделал. Ты, как друг мой, оцени труды мои и никому не говори ни слова.
Против воли Барклая, дан я ему в начальники главного штаба; он не любил меня и делывал мне неприятности, доволен был трудами моими и уважал