Иррационариум. Толкование нереальности. Далия Трускиновская
единственный достойный повод для визита у Геры может быть один – близнецы. Между тем, о них он молчит, а несет чепуху.
– Гера, для ясности – я рад за Галку. Ей нужен нормальный мужик, её круга.
– Ты это… извини, я это вообще, о бабах. Надо нам в жизни, знаешь, хобби иметь. У кого-то бабы, кому-то «зелёный змий». А кому нельзя водки и баб – тому вот это самое хобби. У нас многие картины собирают, иконы, ложечки всякие, часики, финтиклюшечки золотые. Хочешь знать, чем мой начальник промышляет? Старинные золотые монеты: пиастры, дублоны, «екатеринки»…
– Ну, а ты?
– Что я? Вот, стихи пишу. Душно тут у тебя, так что слушай про духоту.
– Геракл, не надо стихов. В другой раз, а?
– Нет, ты послушай. Все говорят – хорошо…
За окном подозрительно заскрежетало. Геракл подскочил, словно ужаленный.
– Что это?
– Нервы, брат, что ж еще. Тимка с прогулки лезет.
Действительно, в форточке обозначилась лохматая физиономия кота. Тимур замер, оценил ситуацию и, хриплым низким голосом мявкнув, прыгнул на середину кухни.
– Пришел, бродяга? Дрался? – Дмитрий наклонился и погладил кота за ушами. – Целые уши. Жрать будешь? Я нам талонного цыпленка укупил.
Дмитрий занялся кормежкой. Геракл смотрел на все это без интереса.
– Ну что ж, – буркнул он, – мне, пожалуй, пора. Отдыхай, чегевара. Ваша служба и опасна, и трудна…
И уже в дверях повторил:
– Отдыхай.
Дмитрий пожал плечами: «Чего он тут комедию ломал? Зачем приперся среди ночи?»
Об этом он решил подумать завтра, утро вечера мудренее. А сейчас спать.
– Пожрал, пират? Тогда отбой.
Ему показалось, что он только заснул, как снова звонок в дверь. «Опять Гера, зараза».
Поднялся, ничего не соображая, не различая – во сне ли он поднимается, или уже как бы проснулся. На автопилоте поискал ногами тапочки – не нашлись. Наконец, продрал глаза, глянул – за окном рассвет.
Густое фиолетовое марево затопило небо, с востока поднималось золотое свечение, растворяя в себе остатки ночи. Розовые нездешние облака, казалось, пришли из фантастических далей, вслед за рассветом.
– Ни фига себе, – произнес Дмитрий и пошел открывать.
Перед ним стояли близнецы, те самые. Стояли и молча смотрели. Жалобно как-то смотрели. И Дмитрий смотрел. Смотрел будто на что-то знакомое, такое, что, раз увидев – уже не забыть; словно знал он их когда-то. Дурацкое дело: никогда он их не знал, и знать не желает, но вместе с тем полное ощущение знакомства. «Да кто ж вы такие, ребятки?»
– Вы проходите, что ли.
Они вошли, потерянно осматриваясь по сторонам, словно попали в чуждый им мир.
– Да вы проходите дальше.
Из комнаты появился Тимур, обнюхал непрошенных гостей, фыркнул и ушел обратно на шкаф, досыпать своё.
Поведение животного успокоило Дмитрия. «В самом деле, – подумалось, – близнецы, люди. Какие-то несчастные они». Раздвоенность ощущений исчезла, сейчас они для него были лишь несчастными людьми, и только.