Без любви, или Лифт в Преисподнюю. Андрей Милов
– тысячи денежек полощет на ветру, и все как одна на глазах завидущих… соседей.
– Следующий раз, так и знай, мокрые купюры не приму, – и вдруг смешинка закралась в уголки губ и глаз усталых. Капризная, однако ж. Улыбнулась едва и ворчит уже: – Я вам не нанималась ни мыть, ни сушить. Чисти тут машинку после всяких! Да ещё спиртом.
Никита смирил свой неуместный смешок, решив терпеливо переждать волну раздражения, и помалкивал с нарочито виноватым видом, чтобы только не накликать каких неприятностей на свою грешную голову. Осложнения ему нынче пуще беды какой. Наконец она завершила своё счётное дело и, искоса глаз на него положив, уже буравит пытливым вопросом сквозь прорезь окошечка:
– Сколько здесь?
Никита назвал сумму и скрепил своё слово росписью от руки на обороте протянутого ему листа бумаги. Кассирша кивнула: угу, дескать.
Она внесла сумму в ведомость, пометила что-то в журнале, выписала приходный ордер и передала ему на подпись кучу всяких бланков. Он подписал всё со знанием дела, взял квитанцию и вышел из кассы, пожелав ей всего самого доброго и приятного, чего только можно было пожелать в подобной обстановке.
– Теперь к менеджерам! – от порога, возвращаясь в зал ожидания, обратился Никита к охраннику, бочком смещаясь к двери с автоматическим замком.
– К кому именно?
– К Натали, – уточнил он и уж взялся было за ручку двери.
– Занята!
Экая досада! Ну что тут поделаешь?! И спорить не стал, хотя тоска, прикинувшись смирением, так и ныла, свернувшись комочком у него в груди. Невезуха…
Никита походил кругами и, не найдя более достойного себе занятия в пустом зале, долго разглядывал картинки, которыми вдоль и поперёк была оклеена дверь, ведущая в кассу. Оглянулся, да, не измыслив, о чём неназойливо заговорить с охранником, чтоб хоть как-то скоротать за праздной болтовнёй время, так и сел, наконец угомонившись, на прежнее место в кресло. Участь крайнего незавидна, пожалуй, в любой очереди, коими во все времена была полна наша сторонка родимая. Скучно нам без очередей: не с кем даже словом добрым обмолвиться.
Время тянулось медленно, а охранник будто забыл о нём. Никита начинал с беспокойством ёрзать в своём кресле и недовольно кряхтеть: рабочее время заканчивалось.
– Послушайте, любезный! – вконец потеряв всякое терпение, он поддался раздражению и решил напомнить о себе: – Сколько можно ждать?
Охранник пожал плечами, смерил его взглядом: мол, много вас тут всяких, – и опять уткнулся в газету.
Когда до конца рабочего дня оставалось с четверть часа, Никита вдруг рассердился:
– И всё-таки снимите трубку! Ждать мне или не ждать? Или что?! Так я уйду!
Охранник вздохнул тяжко:
– Как вас представить?
– Борг, Никита Леонтьевич, – огрызнулся Никита.
Снял тот трубку телефона и говорит:
– Наталья Ильинична, к вам тут рвётся посетитель… Борг… Да-да, Никита, кажется… Хорошо, сейчас впущу его. – И Никите уже: – Вот видите? Так что напрасно вы волновались.
Нажал кнопку, и замок на двери щёлкнул.