Вера, Надежда и Любовь. Лариса Анатольевна Митрофанова
закрывшись дома,
Творю сие для вас!
Момент
Ты лучшего ждёшь, ты ночами не спишь —
И так проплывают века.
События, люди проходят, и лишь
Плывут в вышине облака.
Но что будет после – не надо гадать,
Запомним блистательный миг:
Затихла зелёная водная гладь,
Едва только ветер утих.
И парус, тебе благосклонно кивнув,
Наклонится, вдаль уплывёт,
И тёплое солнце, из тучи взглянув,
Лучистой ресницей моргнёт.
Тогда ты почувствуешь – ты не один,
И жизнь и светла, и легка.
Ты – жизни король, ты – себе господин.
Плывут в вышине облака…
Итог жизни
Я жизнь изучу, наперёд пролистав
Страницы сокрытой судьбы.
Вперёд я иду, ни на шаг не отстав,
Я к цели иду, как и ты.
Шаги мои звонки, и поступь точна,
И жизненный вектор един.
Я солнечным светом и жизни полна:
Я знаю источники сил.
Мои результаты не так уж плохи.
Какой же оставлю я след?
Останутся, может быть, эти стихи,
Ребёнок и солнечный свет.
И я не смогла бы иначе прожить,
Всю жизнь по течению плыв.
А что моя жизнь? – единственный вздох
И Радости пламенный миг.
Цена свободы[3]
МЕКСИКА, 20:37.
Тринадцать часов в седле, позади призрачного скота; тринадцать часов монотонной езды по равнине ведёт счёт Ковбой Хуан, ориентируясь по солнцу; тринадцать часов кожи, пыли и пота. Мужчина, скитающийся по бескрайним одиноким пространствам, терял ощущение жизни; душа иссыхалась, точно ядро фундука; кристаллизировалась кожа, а затем и сердце.
Примечает вдали изгородь из колючей проволоки, невидимый предел; граница из запылившейся стали в пустыне. Ковбой Хуан немного продвинулся по направлению к ней, и остановился на расстоянии нескольких метров. Улыбнулся, пересчитав койотов. Их было двенадцать.
В тот день Ковбой Хуан приехал издалека, чтобы сосчитать койотов. Хищники для домашнего скота, койоты были природными врагами Ковбоя Хуана. И он, охотясь за ними с ловушками и винтовкой, приносил их в жертву как пример для остальных. Он аккуратно развешивал койотов, цепляя каждого за блестящее остриё стали. Ковбою Хуану не хватало лишь тринадцатого койота на той изгороди смерти. Самый большой, самый старый, тринадцатый койот всегда от него ускользал, хитрый, недоверчивый, вызывающе осторожный.
Просил Бога или дьявола Хуан Ковбой, чтобы дался ему тринадцатый койот и, вставляя последнюю пулю в обойму своей винтовки, начал постепенно отдаляться от зловонной точки.
…Тишина становилась всеобъемлющей, абсолютной и Ковбой Хуан, дрожа от прохлады, с онемевшей душой, превратился в маленькую точку, потерянную в одиноком пространстве. Прижимая винтовку к коленям и жуя горькую табачную пасту, он выжидал. Он пребывал в полном оцепенении, когда услышал вблизи короткий отрывистый лай. Звук, длившийся долю секунды, заставил его прыгать от радости. Напряжённый, охваченный лихорадочной дрожью, с винтовкой в руках, он огляделся по сторонам.
Появился
Эссе – фрагмент из рассказа «Тринадцатый койот». Артуро Соуто, 1930. Перевод Юлии Митрофановой.