Муза ночных кошмаров. Лэйни Тейлор
неуверенно спросил он.
«Нет!» – кричала она, но только в своей голове, где слово прозвучало так громко, что скрыть его было невозможно. Эти слова ей не принадлежали. Как и мольба. Но ее лицо – ее глаза – не выдавали паники, разгоравшейся в девушке. Глаза призраков всегда говорили правду, не так ли? По крайней мере, они всегда в это верили – что у силы Миньи есть хоть какие-то ограничения, – но Сарай видела по беспокойству, с каким изучал ее Лазло, и по его недоумению, что он не знал правды.
– Я боюсь, – прошептала она, а затем крепче сжала его руку, но все это было против ее воли. – Там так холодно, Лазло. Мне так страшно…
Прямо перед ней Лазло вел внутреннюю борьбу. На его лице отражался каждый нюанс. Юноша застрял между тем, что знал наверняка, и безупречной, коварной ложью, которую представила Минья.
– Просто сделай, как она хочет, – взмолилась Сарай. – Ради меня.
И тогда он понял. Лазло стало дурно. «Что бы ни случилось», – сказала Сарай. Вспомнив, какой смелой она была, он с содроганием повернулся к Минье.
– Прекрати, – его окровавленная опухшая губа скривилась от ярости. – Она бы никогда не попросила о таком.
Он знал, что это правда. Сарай ни за что бы не предпочла свое сомнительное призрачное будущее неисчислимым людским жизням.
С ее уст сорвался страдальческий стон. Мольбы стали более настойчивыми – а поэтому и более неправдоподобными, будто теперь Минья просто хотела его помучить за то, что он не отреагировал на наживку.
– Разве ты меня не любишь? – спросила Сарай. – Разве ты меня не спасешь?
Слова вырывались из ее груди, и она их презирала, поскольку ее часть хотела их сказать, хотела умолять и сохранить свою призрачную жизнь любой ценой. Девушку держали в мире за тончайшую ниточку. Пустота давила со всех сторон – эфир, поток развоплощения, – она была в ужасе.
Слова впивались когтями в сердца Лазло, и не важно, кому они принадлежали. Из его глаз хлынули крупные разбухшие слезы. Их озарил полуденный свет, и его глаза засияли как рассветное солнце. Он шагнул к Минье, пытаясь прочесть на ее лице хотя бы намек на родство или человечность.
Но тщетно.
– Вот как, значит? – спросила его девочка, одновременно изумленная и полная отвращения. – Ты уничтожишь ее, чтобы спасти их?
У нее возникло неприятное ощущение потери контроля, будто из рук вырывали веревку. Все должно быть иначе. Они должны делать, как она говорит.
Лазло покачал головой. Все это так неправильно…
– Нет, – сказал он. – Я не стану никого уничтожать.
Минья сжала челюсти и прищурилась:
– У тебя нет такого варианта. Все просто: выбери Сарай, и убийцы умрут. Выбери убийц – и потеряешь Сарай.
Ее писклявый голосок походил на детскую песенку, и Лазло понял – что бы ни произошло и сколько бы лет он ни прожил, ему никогда не очистить от нее свой разум. Этот черно-белый выбор просто сводил с ума: чтобы другой жил, один должен умереть. Но… как она могла видеть мир иначе? Лазло никогда не узнать, какой бы стала