Пять картин. Алексей Петрович Бородкин
сильно играют у подростков гормоны, и какие причудливые, порою чудовищные формы эта игра принимает.
Ученик девятого класса выпрыгнул из окна третьего этажа. Почему? В коридоре толпились "зрители" – стайка девочек из параллельного класса. Удалец сиганул в кучу снега. Выкрикнул какую-то глупость, в ключе: "Исследуем свободное падение одушевлённых тел!" – дело происходило перед уроком физики. Приятель Коля, гы-гыкая, запустил секундомер…
Опыт почти удался – вмешался лом. Случайно оставленный (или забытый) в снегу металлический лом пробил пареньку бедро. Такой вот, гвоздь программы.
Слава богу, в тот раз обошлось малыми потерями: рубец на сердце у директора школы, слёзы матери, комок растраченных нервов отца, семь швов на бедре экспериментатора и… и через два месяца "молодой самец" снова скакал в строю.
"Сдохни, тварь!"
Записка вернулась в конверт; Анна Адамовна поднялась в квартиру.
С этим парнем она ошиблась. Опыта много, да, поди ж ты… ошиблась.
На плите жарился лук, шкворчал и наполнял окружающее пространство томительными запахами. Следовало немедленно вмешаться, иначе нежная луковая плоть грозила обуглиться, а это, в свою очередь, разрушило бы суп. Анна Адамовна дивно умела приготовить грибной суп. Это умение было её тайным талантом.
Депеши продолжали приходить, появлялись с определённой периодичностью. Установить цикличность оказалось нетрудно, ибо она совпадала с коммунальными платежами. Какое-то время Анна Адамовна анализировала содержимое (было забавно наблюдать, как варьируются угрозы), затем утратила интерес к депешам. Текст крутился вокруг одного и того же: неполноценные должны быть уничтожены.
От такого однообразия родилась мысль, напоминающая вывод: "Единственный неполноценный в нашей компании – это ты, парень".
После этого Анна Адамовна перестала распечатывать конверты.
Была осень. Судя по слякоти – поздний октябрь. Рабочий процесс в школе утихомирился и вошел в колею. Начали "изучать" произведения Чехова. В программе значился "Дом с мезонином", и Анна Адамовна придумывала, как тактично (и незаметно) подменить его "Чайкой".
"Дом статичен, – размышляла учительница, – хотя и не лишен зерна истины. Чайка – живая… хотя и застрелена Треплевым. Парадокс".
День учителя прошел без потерь. Случалось, что преподаватель математики, приняв "допинг", делался кабацки развязен, болтал лишнего и даже давал рукам волю. Пожилой еврейский мальчик с манерами ямщика. Едва ли можно придумать, что-либо более парадоксальное.
В квартире стало прохладно, однако отопления ещё не включили; Анна Адамовна надевала шелковый французский халат на подкладке и тёплые носки.
Утром, первым делом, женщина поджигала газовую конфорку. Пока умывалась и приводила себя в порядок, кухня наполнялась теплом. Ставила кофейник, спускалась к почтовому ящику. Газету выписывала всего одну, и та приходила не каждый день, однако сформировался своеобразный ритуал. Остался от "прежних энергичных времён"… Когда-то в квартире проживала ещё одна семья: двоюродный