Ангелы. Дети ночи. Збава Грехович
Но вот в начале нашего коридора обнаружилось волнение, люди, сидящие, так же, как я на своих порогах, повскакивали с мест.
Кто-то вернулся. Кто-то из отдела, подчиняющегося Грегору. Воин Света, живущий в одной из первых комнат, не захотел ни с кем разговаривать. Это было понятно из того, как громко он хлопнул дверью и последующие за этим разочарованные возгласы.
Но затем ситуация изменилась, потому что пришел кто-то более говорливый и вся народная рать ринулась в одну крохотную коморку. Я продолжала сидеть на своем пороге. Одно из двух: или вернется Пашка Черный, или Ксюха. Только их познаниям я и могла бы доверять.
Сидя на ступени, я успела пробежаться мысленно по двум дням существования под землей. Для начала, меня волновало состояние моей бабуси. Кроме меня у нее никого не осталось. А если ее больше нет? Если ее выпили эти твари? Кто занимается домом? Меня записали в ряды без вести пропавших?
Во-вторых, недавнее мое вознесение на энергетическом уровне обнаружило жуткую зависть в рядах Хранителей Традиций. Я взяла планку никому из них не посильную, и теперь им оставалось лишь бороться за первенство, дотягивать до моего уровня, либо тихо меня ненавидеть. Мои ботаны решили пойти по протоптанному пути ненависти. Жаль. Я осталась одна. Только Лука с удовольствием разговаривал со мной. Только он, не имея возможности встать на ступень рядом, оставался надежной опорой. Я была ему благодарна.
– Отставить! Всем отбой!
От громкого окрика где-то у первых комнат я вздрогнула. Голос знакомый… Пашка живой!
Вздрогнула не только я. Парни и девчонки, только что густо облепившие чужой порог, попытались возмутиться, но что-то во взгляде оперативника напугало их до такой степени, что через секунду в коридоре никого не было. Парень, мне было видно, заглянул в комнату рассказчика, что-то сказал, не заходя в помещение, а потом сам закрыл дверь.
Постояв секунду перед закрытой дверью с опущенной головой, он в следующий момент решительным шагом направился в мою сторону. Черный не видел меня. Шел, глядя себе под ноги, и снимал по дороге с напряженных плеч черную кожаную куртку.
Я медленно поднялась на ноги, продолжая оставаться вне зоны его внимания. Ждала, пока он подойдет. Я совершенно не собиралась бросаться ему на шею, но что-то не пускало меня в коморку, держало на пороге.
– Снежка? – Пашка замер, увидев меня стоящую в ожидании. Но лишь на долю секунды он замешкался, потом, скомкав куртку, снова возобновил движение и, устремив взгляд в пол, спросил: – Почему не спишь?
– Ты шутишь?
Мне, действительно, было не ясно, шутит он или серьезно спрашивает, насколько я бессердечное бревно? Будь его взгляд прикован ко мне, тогда смогла бы определить. Но Черный не показывал глаза. Почему?
Подойдя ко мне и остановившись прямо напротив, Пашка оказался вровень со мной, стоящей на второй ступеньке. Высокий. А я раньше и не замечала.
Я молчала. И он молчал. Смотрел то на меня, то на носки своей обуви и мял куртку.
Я не выдержала первой:
– Что там?
– Там? –