Скифы в остроконечных шапках. Самуэлла Иосифовна Фингарет
яслями с зерном, то что нам мешает показать гостю агору?
– Агору посмотреть надо, – подтвердил Ксанф. – Недаром у нас говорят: «Агора – сердце города».
Мысли Арзака были в степи, кружили вокруг белой кибитки. Но разве достойно гостю перечить хозяевам?
– Я буду рад увидеть всё, что вы мне покажете.
«Поворот на закат, поворот на юг, снова на закат. – Арзак запоминал дорогу. Если понадобится, он быстро отыщет дом, где оставил коня. – Опять на закат, теперь прямо. Верно, птицам, глядящим сверху, Ольвия кажется сетью. Улицы тянутся ровными нитями, они не сворачивают, как тропа, а пересекают одна другую. Опять повернули на юг. Стены здесь ещё выше».
– Обрати внимание, Арзак, как широка наша Главная улица. Колесницы и всадники свободно едут навстречу друг другу, и ещё остаётся место для пешеходов. Ты заметил, что мы идём по гладким камням, не трудя своих ног неровностью почвы?
– Не горячись, Филл, – сказал Ксанф. – Наш гость привык к просторам степей. Улицы, наверное, кажутся ему ловушкой.
– Ах, Ксанф, вечно ты так. Что из того, что степь? Разве люди перечат природе? Они подражают ей, только при этом беспорядочным формам придают разумную правильность. Зодчий скалу превращает в храм, деревья в колонну. Художник рябь волн превращает в орнамент, сочетаниям красок он учится у цветов, плетению узора – у виноградных лоз.
– Следуя твоей мысли, улицы придётся сравнить с реками.
– Правильно, Ксанф, и агора, главная площадь, питает их, как полноводное озеро или Понт.
Смысл разговора показался Арзаку тёмным, он спросил:
– Чем закрыта земля на ваших улицах? Белоног шёл с опаской, было на самом деле похоже, что он собирается плыть.
– Видишь, Ксанф, наш гость всё замечает. Даже его лошадка отличила вымостку от земли. Как славно назвать лошадку по цвету. Белоног – белые ноги. Сегодня же сообщу своей Звёздочке, что она превращается в Черногривку.
– Ты забыл дать ответ. Разреши, это сделаю я. Ради заработка мне не раз приходилось обтёсывать известняк и мостить улицы. Вымостка состоит из осколков битой посуды и щебня. Стоит рассыпать осколки и щебень вдоль улиц, как люди и кони втопчут их в землю, и земля станет твёрже камня.
– Вот и пришли! – воскликнул Филл. – Много людей, Арзак?
– Очень. Словно три или пять кочевий собрались вместе.
Улица кончилась. Линии стен сменили ряды прилавков, столиков и плетёных кибиток. И хотя близился полдень – час, когда торговля кончалась, – и большинство горожан уже успели запастись свежей снедью и свежими новостями, ряды всё ещё были заполнены. Торговля шла весело, с криками, прибаутками.
– Ножи-ножички, дому помощнички!
– Амфоры, пифосы, привозные, расписные!
– Мясо вяленое, сушёное, копчёное, на огне мочёное!
– Без ножа в хозяйстве брешь – без посуды как поешь?
Скобяные изделия, глиняные бочки-пифосы, в каждую из которых мог поместиться воин с копьём и щитом, остроносые амфоры – кувшины для вина и оливкового масла, килики – кубки.