Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века. С. М. Фалькович
репрессии французских властей: по требованию союзных держав членов Конфедерации выслали из Франции, а ее руководство выехало в Англию, издав обращения к эмиграции и к французскому народу с протестом. Тем не менее, сторонники Дверницкого продолжали разрабатывать планы сплочения эмиграции, стараясь при поддержке части лондонского Огула создать новый комитет. В то же время «младополяки» пропагандировали в лондонском Огуле объединительные идеи Лелевеля: с начала 1837 г. А. Н. Дыбовский стал издавать в Лондоне журнал «Republikanin» («Республиканец»), с которым сотрудничали Штольцман, Гляйних, Калуссовский – «младополяки», тесно связанные с Лелевелем и Мадзини64.
Польское демократическое общество отвергло возможность беспринципного объединения. Когда 4 декабря 1836 г. появился так называемый Великий (Пуатьерский) манифест, в нем содержалось категорическое заявление: «Людям другой веры мы не подадим руки, ради мнимого единства не пожертвуем политическими убеждениями и не будем покупать минутного согласия полумерами». Манифест определял цель борьбы за свободу Польши собственными силами во имя установления демократического республиканского строя. Его авторы утверждали, что поляки – единственная нация, сохранившая и развившая демократические идеи славянства, которые у других славян были задавлены, что Польша одна «заслоняла европейскую цивилизацию» против «толп» татар, турок и москалей. «Польша, – говорилось в Манифесте, – эта исконная выразительница демократических идей, передовая стража европейской цивилизации, верная своей миссии, первой сразилась в бою и в этой борьбе пала», а «с ее падением шестидесятимиллионная семья славян потеряла единственного представителя, народы же – вернейшего союзника». Как подчеркивалось в документе ПДО, Польша «пала не в силу чужого превосходства, а в результате пороков социального состояния»: на всех этапах борьбы, как в 1794 г., так и в 1830–1831 гг., препятствием была позиция шляхты, которая «предпочитала скорее погубить дело родины, чем расстаться со своими привилегиями». В Ноябрьском восстании 1830–1831 гг. Польшу убил «эгоизм привилегированных», так как, когда господствующие слои польского общества поняли грозящую им опасность, они, хитро перехватив руководство в восстании, «превратили революционное движение в простую военную кампанию» и вместо того, чтобы поднять народ, «бросились в объятья лживых кабинетов», стали искать помощь у «соучастников убийства» Польши, вступили в переговоры с врагом. Но «польская нация жива, […] она уверена в своем будущем», – заявляли авторы Манифеста, утверждая:
«Польша ощущает в себе неугасшие силы, ее воскрешения требуют народы и боятся угнетатели». Они подчеркивали: «Только независимая и демократическая Польша способна исполнить свою великую миссию, разорвать абсолютистский союз, уничтожить его губительное влияние на цивилизацию Запада, распространить демократическую идею среди славян, ныне служащих орудием угнетения, объединить их вокруг