В кружащей лодке. Юрий Ряшенцев
студента, ты не вся ведь
только лекции одни.
Хитрый глаз Петра Фоменки,
Юрки Визбора азарт.
Трехминутные нетленки
освещали наши дни.
И не счесть живых прелестниц,
улетевших навсегда
по пролетам тайных лестниц,
восходящих к потолку.
А за ним – стекло и небо
и холодная звезда,
осуждающая немо
неуклюжую строку.
Что за тени, что за тайны –
в застекленной вышине!
Что за сны, чье продолженье
утром встречу наяву!
Ах, прибавочная стоимость,
да до тебя ли мне
в этом мире, где бесплатно
все, что счастьем я зову.
Пусть же нас простят доценты,
пусть простят профессора,
что ничтожные проценты
к нам дошли из мудрых уст.
Наша молодость – такая
непутевая пора,
что, инстинктам потакая,
ты и весел, да не пуст.
Что же любишь ты так сильно,
враг сионских мудрецов,
этот пухлый, этот синий,
этот мертвый «Капитал»?
Привыкаем понемногу
понимать в конце концов,
мы тебе ли, ты ли Богу –
кто какой зачет не сдал.
Волейбол
«Ну-ка, солнце, – вопим, – ярче брызни…»
Гордость курса, любимец двора!
Главный козырь пустой нашей жизни –
не кино, не театр – игра.
Мне ли помнить про власть произвола
в миг, когда среди солнечных тел
я в божественный час волейбола
вылетаю на низкий прострел.
И отстань от меня, ради бога,
дай воспеть ту секунду, когда
ставишь мимо дырявого блока,
как тогда говорили «кола».
Помню скидку твою удалую.
Как ревел ошарашенный зал…
Эх, тебе бы да руку вторую,
ту, что в брянском лесу потерял.
«Да, молодость наша жила без патронов…»
Да, молодость наша жила без патронов,
без долгих окопных недель,
в наивной романтике горных подъемов
ища забубенный свой хмель.
Нет ни очевидцев, ни их показаний,
забыт пешеходный наш быт.
Но вот обаянье иных наказаний
мне память досель бередит.
Там, если ты автор какой-нибудь лажи,
снимают с тебя твой доспех –
рюкзак двухпудовый – и тяжесть поклажи
немедленно делят на всех.
И дальше меж круч, и вершин, и оврагов
идешь, проклиная бивак:
четырнадцать вопросительных знаков,
один восклицательный знак.
Из уст твоих жалкий доносится лепет,
когда получаешь свой пай.
А он тебе попросту в горло не лезет.
Есть совесть в тебе, шалопай.
У разных команд кодекс неодинаков.
Возможно. У нас было так…
Четырнадцать вопросительных знаков.
Один восклицательный знак.