Дети, которые хотят умереть. Григорий Гаd
крадущихся и не освоил технику «мертвого камня». У Андрея ушло на это пять лет.
Вместе с Андреем спускались сэме клана Охотникова. И Рита. Наложница. Безвольная вещь клана.
Почему я отдал свой тюфяк этой вещи? Почему поместил вещь у двери, а сам лег у окна, у сквозняка? Не это ли верный вопрос, сенсей?
После ухода Красоткина и Лиса напряжение в узкой комнате не спало. Наоборот. Как только Андрей лег на пол не раздеваясь. Как только Амурова скинула кимоно и хакама, на тюфяке растянулось маленькое тело в одной бледно-голубой рубашке. Очень тонкой рубашке. И всю ночь девочка дергалась, поднималась, опускалась, шепталась сама с собой, скребла ногтями выпуклый треугольник, оказавшийся под рубашкой вовсе не треугольником, а двумя шариками, и не просто выпуклыми, а спелыми, наполненными скрытой силой, готовыми вот-вот взорваться так громко, что аж опасно.
А заодно не спал и Андрей. При каждом шорохе наложницы его рука резко хватала катану рядом, ступни поджимались под бедра, тело механически, как кукла, вскакивало на колени, садилось на корточки, и только затем ученик открывал глаза. Чтобы чуть не ткнуться носом в голубые шарики и лечь обратно.
Андрей не доверял Рите, но отдал спальный тюфяк. Не доверял, но не мог оторвать глаз от бледно-голубой рубашки.
Не доверял, но задавался вопросом, могут ли спелые шарики взорваться. Вряд ли этого вопроса ожидал от него Сугияма-сенсей.
За ночь раздумий Красоткин не обернулся в «мертвый камень». В пустом холле беззвучно двигался лишь свет восхода в стекле конуры, вонзал розово-желтые мечи в красную доску, где на багряной поверхности вскрывались, затягивались и снова вскрывались оранжевые рубцы. Полыхали, как крошки ватрушки вчера в волосах Риты.
Андрей пересекся взглядом с Лисом.
– Один в центральном крыле, в конце коридора, – сказал Андрей, – возможно, кто-то еще – в левом.
Холл занимал на этаже все правое крыло. В левое крыло не попасть мимо коридора центрального. Но кому туда нужно?
– Сингенин-сан! – зазвенел чистый голос из глубины крыла. – Я тут! Сразимся же!
По знаку Лиса сэме окружили вход в узкий коридор. В толще бетона звонко ударил родник:
– Ха-ха… Сингенин-сан, один на один же, ты забыл? – заливался смехом Красоткин. – Ничего, скоро я чем-нибудь наполню твою голову. Ты не против крысиного помета?
В тусклом свете ламп далекий ученик скрестил руки на груди и улыбался. В черепашьем панцире на оби болтались ножны с катаной.
– А как же просторный холл? – крикнул Андрей.
– Здесь мы никому не помешаем, – ответил Красоткин, – подходи же.
Острый подбородок Лиса указал на семь тонких дверей между светлым холлом и стройным оябуном.
– В этих комнатах живут члены клана Красоткина, – тихо сказал он. – За какой–то дверью тебя ждут.
Острые катаны. Пчелки с жалами.
Удары в спину, ловушки, западни не позорны, если приносят победу. Позорен тот, кто проигрывает. Тот, кто не готов к бою.
Андрей произнес:
– Мой наставник говорил: когда защищаешься