Теория Зигмунда Фрейда (сборник). Эрих Фромм
Фрейд сам проанализировал случаи своих обмороков и выразил мнение, что они прослеживаются к воздействию, которое оказала на него смерть его маленького брата, когда ему было год и семь месяцев. Джонс добавляет: «Представляется, что Фрейд сам принадлежал к типу, представителей которого он описывал как «пострадавших от собственного успеха», в данном случае успеха в поражении соперника, самым ранним примером которого было осуществившееся желание смерти маленькому Джулиусу» [7; Vol. 2; 146]. Возможно, такая интерпретация и правильна, но нужно также учесть возможность того, что обморок стал символом беспомощности ребенка и его зависимости от матери. Такую возможность подтверждает тот факт, что несколькими годами ранее, когда Фрейд находился в том же городе и в том же отеле со своим другом Флиссом, он уже падал в обморок. Фрейд описывает этот инцидент в письме Джонсу и говорит: «В корне этого кроется что-то от неуправляемого гомосексуального чувства» [7; Vol. 1; 317]. Представляется гораздо более вероятным, что обмороки в присутствии Юнга и Флисса имеют одну и ту же причину: глубокую, хотя и неосознанную зависимость, находящую драматическое выражение в психосоматических симптомах.
Следует добавить, что Фрейд сам осознавал подобную склонность к зависимости, которую называл Schnorrer (нищенскими) фантазиями. В качестве одного примера он упоминает, что Рикетти в Париже, не имевшие детей и симпатизировавшие ему, вызвали у него мечту о наследовании части их богатства. Другая подобная фантазия была описана Фрейдом многими годами позднее. Он представил себе, что останавливает взбесившуюся лошадь, из экипажа выходит очень важная персона и говорит: «Вы мой спаситель, я обязан вам жизнью! Что я могу для вас сделать?» Собственная реакция Фрейда на эту фантазию весьма показательна: тогда он быстро подавил подобные мысли, но через несколько лет они вернулись к нему довольно забавным путем – оказалось, что он по ошибке приписал ситуацию рассказу Альфонса Доде. Это было неприятное воспоминание, поскольку к тому времени он преодолел свою раннюю нужду в покровительстве и яростно отвергал его. «Однако самая досадная часть этого всего – писал Фрейд – заключается в том факте, что мало есть такого, что я ненавидел бы сильнее, чем мысль о том, чтобы быть чьим-то протеже. Те примеры подобных явлений, которые мы видим в своей стране, отвращают от любого желания чего-то такого, а мой характер мало располагает к роли опекаемого ребенка. Я всегда испытывал сильное желание самому быть сильным» [7; Vol. 1; 188–189. – Курсив мой. – Э.Ф.].
Это одно из странно наивных высказываний Фрейда, совершенно явный знак сопротивления, тем не менее принимаемое им вполне серьезно. Именно в этом и заключался его конфликт: он хотел быть независимым, он ненавидел положение протеже – и одновременно желал защиты, восхищения, заботы; разрешить этот конфликт Фрейду так никогда и не удалось.
Если вернуться к дружбе Фрейда с Юнгом, то мы увидим, что она развивалась тем же путем, что и дружба с Брейером и Флиссом. Несмотря на непрестанные