Седьмая вода. Галина Валентиновна Чередий
Почему плодит в голове вопросы? Почему из всех девушек, что у меня были, запах этой лишает меня самообладания? Почему лед ее безразличия сжигает меня, как напалмом?
Ветер на улице крепчал, и ветки мотылявшегося под его натиском старого ореха стучались в стены и крышу, словно заблудшие души, молящие о приюте. Я поднялся в свою комнату и повалился на кровать. Надо бы вздремнуть пару часов и выдвигаться. Но проклятые стены были недостаточно толстыми, чтобы не слышать, как Васька ходит по комнате. Потом заиграла мелодия ее сотового, и я услышал ее голос и смех. Кто ей звонит и заставляет улыбаться? Тот, с кем провела сегодняшний вечер, или столичный дружок? Для них она смеется и воркует, заставляя мои кишки сворачиваться в узел от зависти. Разговор закончен, и снова звуки. Я их помню все, выучил за те годы, что она жила здесь. Вот сейчас она ложится на постель, что прямо за моей стеной. Какая-то пара десятков сантиметров разделяют ее тело и мое. И, как и много лет назад, от осознания этого факта моя голова как в огне, а член начинает рвать ширинку. Господи, пять лет ее не было, но вот она здесь, и, оказывается, ничего для меня не изменилось. Прижавшись ухом к стене, я слушаю, как она вертится в постели. Интересно, она хоть раз думала обо мне, о том, как мы близко? Вот уж вряд ли. За стеной раздается тихий стон, и меня едва не выгибает от жесткого удара вожделения, а все тело покрывается испариной. Я освобождаю свой стоящий колом член и обхватываю его, крепко сжимая и глухо ругаясь сквозь зубы. Кладу левую руку на стену и закрываю глаза, представляя, что под моими пальцами не холодная перегородка, а нежная, горячая кожа Василисы. Я вспоминаю, какая она на ощупь, провожу языком по губам, смакуя в памяти вкус. Сдавливаю свой чертов член сильнее и хриплю, воскрешая ощущения того, какой она была вокруг меня. Я ненавижу себя за то, что снова поддаюсь этой слабости, но двигаю рукой все быстрее, мои бедра толкаются вверх, а позвоночник становится стальным раскаленным прутом, который гнет со страшной силой приближающаяся разрядка. Каждая мышца словно окаменела от дикой судороги, я сжимаю зубы до хруста, чтобы не дать вырваться из меня ее имени вместе с остро-болезненным оргазмом. Меня трясет и выгибает, пока я не изливаюсь без остатка. Боже, как же я проклинаю тебя, Васька! Из-за тебя я чувствую себя жалким и никчемным извращенцем. Почему мне, взрослому, здоровому мужику в сотни раз приятней дрочить вот так с мыслями о тебе, лежащей прямо за стеной, чем трахать до одури любую другую женщину в этом гребаном мире? Что ты за неизлечимая болячка, засевшая в моем разуме?
Когда-то, годы назад мне казалось, что это творится со мной только потому, что она была под запретом, недоступна. Что если я хоть раз получу ее, то отряхнусь от этих диких изнурительных фантазий и спокойно пойду дальше, забыв о ней. Но разве стало лучше теперь, когда я знаю, как она может ощущаться подо мной и вокруг меня?
Ну да, то, что я спустя пять лет лежу и сжимаю свой член, мокрый от пота, вцепившись пальцами в долбаную преграду между нами, прямо-таки иллюстрация к тому, как я бодро шагаю по жизни, выкинув