Разрешите влюбиться. Лена Сокол
я не позволю унижать себя прилюдно!
– Помолчи, Лид! – попросил Гай. Его просьба прозвучала так резко, что девчонка тут же замолчала, видимо, прикусив свой наглый язык. Роман нагнулся и подобрал что-то с земли. Нахмурившись, протянул мне: – Твое?
Я посмотрела на его ладонь, на ней лежали выпачканные в грязи мои очки. Быстро схватила их, стряхнула и чуть не разрыдалась: стекла треснули. Этого мне только не хватало! Я, конечно, обойдусь без очков какое-то время, купить новые денег нет.
– Бедняжка, разбила свои окуляры, – хихикнул кто-то из собравшихся. – Как теперь крот без своего бинокля?
– Лида, ты чего такая злая сегодня? – Парень в пальто обнял смеющуюся девчонку за талию. – Пристала к девчонке. Она, видишь, увидела Гая и забыла, что под ноги нужно смотреть. С кем не бывает!
Я тяжело вздохнула и продолжила собирать разлетающиеся на ветру листы.
– И ничего я не пристала, – прозвенел с обидой голосок, – мне на нее вообще плевать!
– Может, к Ромке приревновала? Так его ж на всех хватит.
– Чего-о-о?
– Да не смущайся ты! Гляди, какой он красавчик, приехал в дождь на тачке с открытым верхом, чтобы спор не проиграть. Только все равно проиграл.
– Руки убери, Дэн! – попросила Лида.
– Да я тебя просто приобнял, лапочка, – расхохотался он. – Или это только Гаю теперь можно?
Я с трудом сдерживала слезы. Чувствовала, как сырая одежда противно липнет к телу, и почти задыхалась от нахлынувшей стремительной волной обиды.
– Слушай, как тебя? – раздался уже знакомый насмешливый голос над ухом. Гай. Перед глазами предстали его идеально белые, несмотря на осеннюю грязь, кроссовки. – Брось ты их, пусть валяются.
Он не понимает! Я не могу их тут бросить. По крайней мере, нужно найти и спрятать от чужих глаз титульный лист.
– Нет! – я всхлипнула.
– Брось, говорю.
– Нет!
Мне хотелось, чтобы все исчезли, чтобы отстали от меня.
– Ну как знаешь, – бросил он, переминаясь с ноги на ногу.
– Что происходит? Почему все тут собрались? – громыхнул откуда-то знакомый бас. – Настя?
Я не обернулась, только еще быстрее начала собирать остатки курсовой.
– Ежова! – голос преподавателя по физической культуре Андрея Павловича приблизился и раздался теперь уже над моей головой: – Что происходит?
Я лихорадочно продолжала хватать мятые сырые листы и прижимать их к груди.
– Так, расходимся, – решительно сказал физрук. – Ты, Гаевский, хочешь помочь? Если нет, дуй на пары. И живо!
Послышались шаги, затем мягкий хлопок двери, мотор ожил, и красный спортивный автомобиль отъехал на несколько метров в сторону, чтобы там припарковаться.
– Что тут у тебя, Ежова? – Андрей Павлович наклонился, вглядываясь в мое лицо.
– Ничего! – я воскликнула слишком громко, выдав свое беспокойное, взвинченное и близкое к истерике состояние. – Просто…
И замолчала. Оставалось собрать еще пару листов.
Преподаватель сделал несколько шагов, поднял