Сага о Лунгиных. Мария Текун
Борис, обнимая сестру, – от нее не уйдешь! Пока до смерти не задушит, не отпустит!
– Ой, как я соскучилась! Ой, Борька, встретила б тебя на улице, не узнала б, точно говорю. Такой ты стал!
Катерина, чернобровая и черноглазая, с белым гладким лицом и алым пухлым ртом, смеялась, обнажая ровные жемчужные зубки. Смех ее, такой заразительный, невольно передавался всем вокруг, так что просто невозможно было сохранять серьезность и не смеяться вместе с ней.
Анечка, нарядная, в новом темно-синем бархатном платье стояла на пороге комнаты и молча ждала, когда и на нее обратят внимание гости-ураганы. Борис, высвободившись, наконец, из крепких объятий сестры, обнял свою Аню:
– Вот, знакомьтесь: моя жена Анечка, – сказал не без гордости, улыбаясь и целуя ее в висок.
– Анечка! Как мы рады! – воскликнула Катерина, как будто сто лет мечтала ее увидеть. – Наконец-то! Мы столько о вас слышали! – не унималась Катерина, так и стоя в шубе в прихожей.
Ей нужно было все и сразу, без промедлений. Она желала тотчас узнать все новости, тотчас же поведать свои, обнять всех, расцеловать, восхититься, одарить и прочее и прочее, так что просто не оставалось времени на то, чтобы раздеться и пройти в гостиную, где их уже давно ждали.
– Вовка, как ты с ней справляешься? – смеялся Борис. – Это же смерч! Ее бы энергию, да в мирных целях!
Владимир, мужчина тридцати пяти лет, слегка полноватый, спокойный и доброжелательный с несколько ограниченной мимикой лица – скорее всего вследствие того же спокойствия – одетый скромно и неброско даже в Новый год, посмотрел на жену с добродушной улыбкой, и лицо его выражало ту мысль, что разве ж с Катериной справишься – да и нужно ли это?
– А что? У меня намерения самые добрые! Вов, где там наши подарки? Давай сюда!
Борис смотрел на сестру и удивлялся: она была старше почти на девять лет, а с виду ни за что не скажешь – та же юла-хохотушка, как в детстве. Сам-то он уж и вырос, и возмужал, а она все такая же, сколько он себя помнил. Только раздалась малость, но это ее нисколько не портило, даже напротив.
В самом себе же он видел перемены самые значительные: армия и женитьба наложили свой отпечаток, так что это не осталось не замеченным и окружающими. А сестра – ей все нипочем. И никакие жизненные трудности как будто для нее не существовали, и все б ей только порхать, как той стрекозе, да песни распевать. Как у нее так получается? Борис недоумевал.
Сам он, казалось, погряз в какой-то трясине неопределенности, неустроенности и недоговоренности. И хотя с виду все смотрелось как нельзя лучше: в армии отслужил, женой красавицей-умницей обзавелся, не сегодня-завтра на работу выйдет, все счастливы, все довольны, живут душа в душу – чего еще желать?
Всё так, да не так. Сестра с подарками, а ему подарить в ответ нечего – не заработал еще, отец молчит, но думу свою думает, мама тоже виду не подает, на отца смотрит, но только все равно видно, что не свыклась еще, не приняла сноху, и Аня по углам прячется, обижается, что как будто бросил ее одну с родителями, в комнате запрется