Речники. Александр Берник
доводить её до такого состояния было себе дороже в любом случае. Поэтому убранству утреннему придавали все особое значение, а с годами так привыкали к хорошему, что и не мыслили себя без этого.
Лишь закончив с собой да столом утренним, начинала мама поднимать ребятню разоспавшуюся. Те, как всегда из-под нагретых шкур вылезали с неохотою, толком сразу из грёз не вываливаясь. Кто глазки сонные протирал, щурясь на очаг полыхающий, кто вовсе их не открывал, продолжая досыпать да сны досматривать.
Пацаны всегда вставали первыми. Кто сам вылезал, кого девченята выпихивали. И вот уж молодцы, пошатываясь кружком стоят у помойной лохани скобленной, да задрав до пупа рубахи нижние выуживают из-под них свои брызгалки. Покачиваясь словно берёзки на ветру из стороны в сторону, досыпая свои сны последние, поливали кому-куда-вздумается. Кто-то точно, кто-то мимо, у кого-то вообще струя вверх задирается. Мама, конечно, помогала им целиться путём затрещин да за уши дёргая. Словцом крепким фиксируя их шаткие положения, из коих «кривоссыха» было самым ласковым.
Ну, а за ними щебеча голосами писклявыми, дружно, но выстраиваясь в очередь вставали девченята лохматые. Кучей общей как пацаны давеча им было несподручно лохань обихаживать, оттого начинали с самой малой посикухи на долблёнке пристраиваться. Они как одна корча рожицы, смешно подражали маме, «кривоссых» обругивая, что намочили всю солому напольную, отчего им бедным ступить не куда.
Пока девки зады голые, посудине помойной демонстрировали, пацаны подвергались сущему наказанию. Они умывались принудительно. Верней, кого мама умыла, тот умылся, считай. Кого не достала, тот не очень, естественно, а кое-кто у очага пригревшись вновь засыпал беспробудным сном.
Но, в конце концов, безобразие «побудное» заканчивалось и наступало «завтра» долгожданное, то есть завтрак на столе, малышня пред ним в канавках сиживая. Здесь уже никого уговаривать не требовалось. Правила простыми были, но жёсткими. Не успел, проболтал аль проспал, клюя носом значит сам виноват. Поделом тебе. До стола следующего, что в обед накроется, никто подкармливать не будет нерадивого. Куска не перехватить, «червячка не заморить» просящего. Никто не даст, никто не сжалится, хоть ложись в ногах у мамы да помирай с голоду. Всё равно не даст, ещё и по шее обломится.
Затем начинались сборы тех пацанов ватажных, что постарше значились. Им работать да трудиться в первую очередь. Надо вход откопать от снега за ночь навалившего, проход отрыть тот что за зиму превратился в стены снежные, высотой больше роста мужика взрослого. Очистив проходы кутовы, пацаны делились на группы разные, но делились уже собравшись всей ватагой на площади. Там ватажный атаман Девятка сам уже определял, кому воду по домам да баням таскать с проруби, кому в лес за дровами путь держать.
Лично Девятка всегда в лес хаживал, притом через артельных мужиков обязательно. Там кто-нибудь из ближников самого атамана артельного, а иногда и лично Нахуша коль был в настроении,