Я все смогу. Галина Гонкур
вечеру после занятий туда приезжала я, сменить мать, которая от такой жизни уже еле ноги таскала. Она очень резко постарела и как-то растерялась, что ли. Делала, конечно, то, что требовалось, но все путала, забывала, роняла и пропускала мимо ушей.
Я то злилась на нее и орала, то обнимала и плакала. Мне было ужасно страшно. Отец был нашим оплотом и кормильцем, его доходы составляли большую часть семейного бюджета. Да и не только в деньгах дело: он был той стеной, за которой мы надежно прятались от всех невзгод и проблем. Любые события и происшествия мы, и я, и мама, обсуждали на семейном совете и ждали, что скажет отец. Только в эти черные дни я поняла, как много значил для нас папа, какая крепкая у нас семья, как мне повезло с родителями.
Помню раннее зимнее утро, выхожу на кухню – за столом, в ночнушке, растрепанная, сидит мама и плачет. На столе лежит небольшая кучка денег и листок бумаги, весь покрытый записями и перечеркиваниями.
– Мам, ты что, что-то случилось? С отцом?
– Ох, Олюнь, что же мы теперь делать-то будем, как жить…
– Да что случилось-то??
– Да вот смотри. Мне за товаром ехать надо, не поеду – нечего продавать будет, жить-то на что будем? А денег на новую закупку нет! И отцу в больницу денег надо, на лекарства. Да и нам с тобой хоть сколько-то нужно – тебе на проезд в институт, на питание. И за квартиру уже два месяца не платим, с утра позвонили, сказали, если не оплатим счета – они на нас в суд подадут. Все, Олюнь, пришла наша жизнь к краю.
Меня затрясло от страха. Мать выдохлась, отец в коме, куда бежать, кого просить и о чем… Я бестолково засуетилась вокруг матери, на ходу просыпаясь:
– Мам, ну не плачь, ма! Ну, мы что-нибудь обязательно придумаем!
– Все, Олюнь, кончились наши придумки! Я уже испридумывалась вся! Крутились эти месяцы как могли, но все, видать, край пришел.
– Мам, ну давай я на работу выйду? Бог с ним, с этим институтом. Потом, как выплывем, вернусь и закончу.
– И не думай даже! Ишь, чего придумала, отец бы тебе задал за такое. Работать она пойдет, ага, – тут она снова уронила голову на руки. – Кира, на кого ж ты нас бросил, Кирочка мой!
Мне казалось тогда, что по мне не мурашки побежали, а мурахи – каждая размером с кулак, толпою, от макушки до пяток и обратно. Так было страшно, не только за маму и себя, а вообще, глобально СТРАШНО! Потом волною накатила злость на мать: как же так, я ведь еще маленькая, почему они так со мною? Отец бросил, лежит колодой бессмысленной. Мать, кажется, теряет разум – зачем она вываливает мне все это, почему не может сдержаться? Что я могу сделать, чем помочь? За что мне такая юность?
Позже, конечно, весь наш быт постепенно вошел в новую, пусть и очень трудную, колею. Я нашла подработку, из долгов мы постепенно выпутались. Отец, правда, все-таки умер, так ни разу и не придя в себя, не поговорив с нами, не попрощавшись. С мамой наши отношения сильно изменились: мы стали общаться как подружки, как равные, а не как мать и дочь. Мама стала советоваться, при принятии важных