.
есть, я самокат, – нахмурился Важен.
– Ну, пошли, пошли с нами, клоп, – Ванюшка подхватил младшего братца на руки. – У бабушки яйца не простые…
– А какие?
– А золотые… правда, бабушка?
– Правда, Ванюшка, правда, – улыбнулась мать Ульяны.
– Тогда ладно. Тогда пошли, – согласился Важен.
– Может, и ты с нами за компанию? А, Гурий? – как ни в чем не бывало спросила Гурия бывшая теща.
– Да нет, я уже позавтракал, – смутился Гурий. – Спасибо.
– А то смотри, – улыбнулась теща. – У меня к закуске и погорячей что найдется…
– Да нет, ладно, не надо, потом… – забормотал Гурий. – Спасибо.
– Вольному – воля, – вздохнула мать Ульяны. – Ну, пошли, ребятня!
И тройка братцев отправилась, как за наседкой, за нахохлившейся бабушкой Натальей в дом Варнаковых.
Гурий перемахнул через забор, снова уселся на крыльцо.
– Эй, муженек, – услышал вдруг, – здравствуй! Баженчика не видел?
Смотрит – за соседним забором стоит Вера, в легком цветастом сарафане, с открытыми, начинающими полнеть, но все равно такими прекрасными и родными плечами, улыбающаяся, свежая, прямо золотистая какая-то, светящаяся.
– К Варнаковым убежал, – ответил Гурий. – Завтракать его позвали.
– Ну и ладно, – продолжала улыбаться Вера. – Ты-то чего делаешь?
– Да вот, сижу…
– Приходи завтракать!
– Да нет, я уж как-нибудь тут перебьюсь.
– Чего ты? Дома все равно никого нет. Отец в лес уехал, мачеха в магазин ушла.
– Лучше ты сама приходи.
– Ох, дожили, – смеется весело Вера. – Жена мужа завтракать приглашает, а муж жену на свиданку зовет.
– Доживешь тут. С такой-то жизнью.
– Кто у тебя дома-то? – игриво спрашивает Вера.
– Мать дома, кто еще, – говорит Гурий.
– Ну вот, – огорчается Вера. – Не обнимешь тебя… – И вдруг переходит на шепот: – Гурий, Гуричка, ну иди ко мне, иди, я соскучилась. Честное слово.
– Да ты что, дурочка, белены объелась? Средь бела дня?
– Гуричка, честное слово, соскучилась. Ну, чего ты? Иди, ну иди, пока никого нет… ни ребят, ни отца с мачехой.
Гурий, странное дело, воровато оглядывается и вдруг, лихо гикнув, перемахивает через забор – прямо в объятия жены; правда, жены незаконной, не расписанной с ним… Но им-то какое дело?
Потом, когда они лежат в чулане, опустошенные счастьем близости и взаимной нежности, они долго и смешливо шепчутся обо всяких пустяках, но постепенно жизнь как бы отрезвляет Гурия, он начинает жаловаться Вере, что трудно ему здесь, неуютно как-то и неприкаянно, дома косятся, у тебя косятся, у Ульяны – тоже косятся… Не знаешь, куда и спрятаться от всех.
– А ты не обращай внимания, – шепчет, успокаивает его Вера. – Я тебя люблю. Сыновья любят. Это главное. А остальным до нас дела нет.
– Да что я как вор здесь живу?! На улицу выйдешь: «Гурий Петрович, – подзуживают соседи, – как Ульяна поживает? Как Вера? Ах, какие они обе у вас хорошие, красивые,