Хозяин тишины. Влада Ольховская
оценить его фигуру. Он был высоким, намного выше меня, и подтянутым, очевидно тренированным, но не таким мускулистым, как Никита. У него была золотистая кожа, чуть тронутая загаром, и аристократичные руки с длинными пальцами. Стильно подстриженные волосы были любопытного светло-рыжего оттенка – на грани темного золота и меди. Их уже тронула седина, но пока – легкой россыпью, которую он, казалось, мог стряхнуть одним движением.
– Здравствуйте, Августа Стефановна, – обратился он ко мне. Голос был приятно низкий и как будто вкрадчивый.
– Здравствуйте, Владимир Викторович.
Я замерла в ожидании: как он отреагирует? Я опасалась, что сейчас он скажет что-нибудь вроде «Эгей, женщина, меня тут все называют хозяином, и ты давай, не выпендривайся!» Но нет, Гедеонов продолжил разговор как ни в чем ни бывало.
– Как вам здесь нравится?
– У вас очень красивый дом, сад просто бесподобен, – ответила я. Тут я могла не кривить душой.
– Рад это слышать. Думаю, не нужно объяснять, что все это должно таким и остаться под вашим началом?
– Мне это уже объяснили раз двадцать.
– Пока, похоже, объяснения действуют. Вами все очень довольны, особенно Анастасия Васильевна.
– Анастасия Васильевна, по-моему, такой человек, который найдет хорошее даже в серийном убийце, – не сдержалась я. В моих словах не было иронии, Анастасия Васильевна мне действительно нравилась.
Я понятия не имела, можно ли мне шутить при Гедеонове, как он отреагирует. Может, обидится? Но нет, он только фыркнул:
– Это точно. Но вас она оценила на пятерочку – она по-прежнему оценивает людей по старой привычке.
– Мне уже можно быть польщенной или пока рано?
– Рано, – указал Гедеонов. – Вы пока не проявили себя. И все же ваши результаты достаточно хороши, чтобы мы с вами познакомились. Рано или поздно вам придется обратиться ко мне, это неизбежно, такая работа. Поэтому я решил, что для начала вам было бы неплохо научиться разговаривать со мной вот так, наедине, а не подвиснуть, впервые обратившись ко мне при посторонних.
– Научиться разговаривать с вами? – удивленно повторила я. – А что, это такая большая наука?
– Наука не наука, а привыкнуть надо.
Он наконец повернулся ко мне, и даже в предзакатных сумерках мне хватило одного взгляда, чтобы понять. Вот, значит, как… Вот о чем говорил Гедеонов, вот о чем говорили ускользнувшие от Никиты слова, укрывшиеся за коротким «Это надо видеть», вот о чем говорило чуть ли не религиозное почтение Анастасии Васильевны.
Нет, Гедеонов не был уродом – даже не приблизился к этому. У него было тонкое лицо, в его чертах сквозило что-то хищное, лисье, под стать рыжеватым волосам и золотой коже. У него были высокие скулы, четкая линия подбородка, прямой нос, высокий лоб, правильные линии бровей, которым и женщина позавидовала бы, и длинные темно-рыжие ресницы. Но глаза – вот где таился подвох!
Его глаза были слепыми. Их закрыли два плотных бельма, из-за