Свидетели эпохи. Эмма Гордон-Холл
проследовала к зеркалу на старинном платяном шкафу, от которого разило молью и плесенью. Она старательно делала вид, что ее не волнуют сверлящие глаза подростков, но дрожащий голос и красные щеки выдавали с головой.
– А где остальные? – поинтересовалась она, кивнув в сторону трех пустых кроватей, слева от шкафа.
– Они всё уже… их выпустили… – опомнился младший.
– Так говоришь, будто они в тюрьме срок отмотали.
– Да, они взрослые уже. А Зотов, не знаю – собрал вещи и ушел.
– Куда? – обернулась Ольга
– Не знаю, ты возьми, наверное, одеяло что ли, – пролепетал старший, краснея как раскаленный чайник.
Пятнадцатилетнего звали Юра, он находился в детдоме чуть больше года, и все еще смотрелся как новенький. Младшего, одиннадцатилетнего, звали Саша Шнурков, что, конечно же, трансформировалось местными в кличку Шнур.
Ольга подумала, что ее самоуверенность была оценена по достоинству и уже, наверное, достаточно. Она снисходительно взяла протянутый ей шерстяной плед.
– А тебя куда направят? – спросил Юра. – Тебе же скоро 18?
Одеяло невыносимо кололось, и все внимание Ольги было сосредоточено на поиске нужного положения, чтобы тело не так чесалось.
– Мне пофиг, если честно. Можно подумать, я не знаю, что эта грымза и так все уже за меня решила. Ненавижу ее.
– А мне она нравится. Светлана Васильевна добрая… – протянул младший. Ольга привычно закатила глаза.
– Ладно, я пойду, пожалуй, эти курицы ушли уже.
Завернутая в колючее одеяло, Ольга вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, которая бледно отразилась в дрожащем шифоньерном зеркале.
Отражение замерло, но дверь вскоре снова открылась, впустив в комнату трех молодых людей, а также ароматы дорогого коньяка и дым сигар. Первым вошел, конечно же, Артур. Он потушил в пепельнице едва начатую сигару и повернулся к своим друзьям. Золотницкий и Ралль по-барски расположились на софе.
– Что скажете, господа? – голос Артура был навеселе, но слегка напряжен, как после нелегкой схватки.
– Ну, ты даешь фон Эссен, это невероятно просто, у тебя что, карты меченые? Я даже представить не могу, как можно так играть.
– Ох, фон Эссен, и все-таки как вам это удается? Невозможно же всегда полагаться на удачу. Она капризна к таким, как вы, – заметил Ралль.
– Ой, бросьте вы, Антон Карлович.
Артур подошел к шкафу и снял надоевший галстук. Каждый раз бросая взгляд в зеркало, он находил там свою молодость и красоту и при случае не упускал возможности полюбоваться собой.
– Тебе, Артур, повезло, что ушел Белогорский, ты бы его не одолел.
Золотницкий сел на диван и тяжело вздохнул, пытаясь прийти в себя.
Фон Эссен удивленно поднял брови.
– Повезло? Если вы уверены в том, что сейчас сказали, то мне, дорогой мой, очень жаль, что он ушел, а то, кажется, что я и не играл вовсе.
– Белогорский