Кукла вуду. Мария Николаевна Сакрытина
не наш сын.
Женщина с болью смотрит на него. И тогда он подходит к ней, обнимает.
– Всё будет хорошо, Лика. Мы вернём Антона. Иначе и быть не может.
Женщина закрывает глаза и прижимается к нему.
– А девочку я сейчас по своим каналам пробью, – устало говорит мужчина. – Лика, иди спать. Фредерик, выпусти Иру, не вечно же ей в комнате торчать. Пусть успокоительное выпьет.
– И что мы ей скажем? – неожиданно беспомощно шепчет женщина.
– Правду, – откликается мужчина. – Ира не глупа и уже не ребёнок – поймёт. И, Фредерик, в столовой шампанское осталось. Допьёшь? Ложись тоже спать. – И взглядом смотрит выразительно, указывает на женщину. Мол, помоги.
Блондин вздыхает, но уводит женщину, уговаривает: утро вечера мудренее.
– Ей таблетки надо будет дать, – вставляет та, и снова её голос, когда она говорит про госпожу, срывается.
– Разберусь, – отвечает мужчина. – Лика, отдохни. Давай.
Он включает ноутбук, садится рядом с нами в кресло, изучающе смотрит на госпожу. Потом фотографирует на айфон.
Дверь за блондином и женщиной закрывается. Мы с мужчиной и госпожой остаёмся одни.
Я кладу голову на подлокотник дивана госпожи, глажу её руку. Слышу вздох мужчины и потом тихое, неожиданно приятное:
– Ничего, Антон, прорвёмся.
Везёт, кажется, этому Антону. Его любят.
А у меня есть госпожа. Я любуюсь ею, пока глаза сами не закрываются, и я проваливаюсь в сон, как в бездну.
Ненавижу сон – там не светит моё…
***
Оля
…солнце. Бьёт прямо в глаза, вспыхивает на ресницах. Я пытаюсь прогнать его, поворачиваю голову, но оно не исчезает. Так что я жмурюсь и зарываюсь лицом в подушку. Очень мягкую, шёлковую подушку, мокрую от пота.
Шёлковую?
Перед глазами всё плывёт, когда я пытаюсь их открыть – это не с первого раза получается, они словно песком засыпаны. И ужасно болит горло, а в носу неприятно свербит, и скребётся в груди – так сильно, что я вздрагиваю в приступе кашля.
В руки будто сама собой толкается кружка, полная горячего малинового чая. Малинового? Откуда у нас малина, я же не покупала. Да и кто бы стал готовить мне чай? Тётя? Возможно. Год назад, когда я сильно заболела, она напоказ очень примерно за мной ухаживала. Наверняка испугалась, что я умру, и денег отец больше не даст.
– Спасибо, – пытаюсь прохрипеть я, выпив половину кружки, а остальное смакуя.
Надо же, голова совсем не болит, впервые за столько дней. Зато кружится так, что пол с потолком уже раза три поменялись местами. Я закрываю глаза, но ощущение движения почему-то остаётся. И дикая слабость давит: я еле могу сесть. Что же со мной такое?
– А откуда у нас малина? – Язык заплетается, голос как у пьяной.
– В доме, полном сладкоежек? – интересуется в ответ незнакомый мужской голос. – Малина была, есть и будет.
Я чуть не обливаюсь чаем. Если бы не слабость, которая не даёт собраться, я была бы сейчас, наверное, вне себя от ужаса. А так я только удивлённо нахожу взглядом говорящего: седеющий мужчина с таким пристальным