Правда о Мелоди Браун. Лайза Джуэлл
до сих пор – явно нацеленное выжить любой ценой, хотя и смотревшееся на самом деле довольно-таки неприглядно на своей щербатой тарелке посреди ржавых разводов и въевшейся в нее грязи. Случись Мелоди переезжать на новую квартиру, с растением она бы точно рассталась, однако здесь оно казалось настолько неотъемлемым элементом дома, существовавшим все эти семнадцать лет, что избавиться от него было для нее просто немыслимо.
То же самое можно было сказать и о целых стопках бумаг, хранившихся под ее кроватью, и о стареньких кроссовках Эда в прихожей, которые не подходили ему еще с пятнадцати лет, и о небольшой картине в неказистой рамочке с испанской танцовщицей, что висела у Мелоди в спальне, попав сюда из дома ее детства.
Дом Мелоди едва ли мог снискать хоть какой-то приз за внутреннее убранство, однако он был теплым и уютным, и был насквозь пропитан духом хозяйки и ее сына. Он являл собой этакий драгоценный ларец воспоминаний, где к большой пробковой доске были пришпилены все их фотографии, сувенирчики, почтовые открытки. В этой квартире повзрослели бок о бок Мелоди и ее сын, и теперь – осознанно или нет – она стремилась сделать все, чтобы ни единое мгновение их общей здешней жизни не кануло в небытие. Она хотела, чтобы все это: каждый приезд ее подруги, каждый школьный спектакль Эда, каждое его рождественское утро – все до последнего памятные события этих семнадцати лет всегда были перед ее глазами, ибо память о прожитой жизни Мелоди ценила гораздо больше, нежели ее саму.
В тот вечер, когда ее жизнь внезапно закончилась и в то же время началась, Мелоди старательно принарядилась. Она вообще редко когда наряжалась, потому как к одежде не питала ни малейшего интереса. Свободную половину дня она просто донашивала одежду своего сына, поскольку нигде не бывала, кроме как на работе. Работала же она буфетчицей в столовой той самой школы, где до недавних пор учился Эд, месяц назад получивший аттестат о полном среднем образовании, и денег на красивые обновки у нее не было, а потому Мелоди этим вопросом никогда не заморачивалась. Однако сегодня она все же побывала на Оксфорд-стрит в большом магазине сети «Primark» и потратила тридцать пять кровью и потом добытых фунтов, ибо сегодня Мелоди встречалась с мужчиной, и за последние восемь лет ее ожидало первое настоящее свидание.
Из шкатулки с украшениями она достала колье – прекрасный грушевидный кулон из оникса с гагатом на серебряной цепочке – одну из очень немногих вещиц, оставшихся у нее от матери. Надев его через голову, Мелоди развернулась к сыну, который с интересом наблюдал за ней с уголка ее кровати.
На Эде была белая рубашка-поло с поднятым воротничком, на шее виднелась серебряная цепочка. Темные волосы были коротко острижены и блестели от лосьона, глаза темно-синего цвета сияли, а профиль напоминал скорее римский. С шестого класса Эд считался самым красивым мальчиком в школе, и это был отнюдь не ее материнский взгляд, а мнение половины учившихся там девочек, и Мелоди знала об этом, потому что не раз слышала, как те между