Прости меня, Ксения! О святой блаженной Ксении Петербургской и другие истории. Монахиня Евфимия
что даже старый прихожанин иного храма не может похвастаться, что хоть раз в жизни да обозревал окрестности «со своей колокольни». Вдобавок были и другие причины последовать старинному обычаю. Ведь с новой звонницы открывался замечательный вид на весь городок и на окружавшую его бескрайнюю пустошь с редкими деревцами, на месте которой когда-то росли вековые леса, и на блестевшую вдалеке серебристую полоску реки с маячившими за нею неясными силуэтами городских многоэтажек. Да стоило видеть и сами колокола. Особенно самый большой, с вылитыми на нем изображениями святых, в том числе великомученика Иоанна Нового, покровителя «куплю деющих», опоясанный надписью, сделанной славянской вязью и гласившей, что сей кампан был отлит лета такого-то от Сотворения мира, а от Рождества Христова – такого-то, в Богоспасаемом граде Н., тщанием боголюбивого раба Божия имярек. Правда, посетители колокольни, издали дивясь на это чудо литейного искусства, предпочитали звонить в колокола поменьше…
Поскольку очередь к колокольне грозила затянуться надолго, я в числе прочей журналистской братии отправилась на праздничный обед, устроенный в столовой горсовета. Тут тоже все было как положено: приветствия, здравицы, многолетия. Только вот радости не было, словно эти хвалебные речи под звон бокалов ненароком спугнули ее. И мне захотелось часок-другой побродить в одиночку по улочкам городка. Да заодно уж и посмотреть на него с новой звонницы. Именно поэтому я решила повременить с возвращением домой и после окончания торжеств отправилась гулять по центру городка.
Когда я вернулась к колокольне, вокруг нее было уже безлюдно. Лишь возле самого порога стояла какая-то старушка в выцветшей вязаной шапочке и мешковатом пальто неопределенного цвета, из-под которого виднелись полы зеленого ситцевого халата. На одной из них, словно клеймо, чернел какой-то штемпель. Обута она была в стоптанные суконные бурки без шнурков – видимо, единственную обувь, которую возможно было натянуть на ее отекшие ноги. В левой руке у нее была палочка, сделанная из старой бамбуковой лыжной палки. А парализованная правая рука бессильно свисала с перевязи, сделанной из старого вафельного полотенца. Сперва я приняла ее за нищую и потянулась в карман за мелочью. И лишь потом поняла, что, в отличие от профессиональных попрошаек, старушка отнюдь не стремится привлечь к себе внимание или вызвать у прохожих жалость. А просто стоит, глядя то ли на небо, то ли на самый верх колокольни. Мало того, даже чему-то улыбается.
Намереваясь все-таки обозреть окрестности городка с новой звонницы, я шагнула на ее мраморное крыльцо. И услышала тихий и робкий голос старушки:
– Пожалуйста… помогите мне дойти туда…
Пожалуй, окажись рядом люди, я сделала бы вид, что не расслышала ее. Слишком уж разителен был контраст между тем, как мы выглядели: нарядная молодая особа и старуха в нищенской одежонке. Но мы были одни. И нам, как говорится, было по пути. Поэтому, подхватив старушку под парализованную