Настроения. Роман-драма. Анна Андреевна Гуенкова
в реальной жизни играет погибшего персонажа? Не поглотила ли его роль также как человека из черно-белой ленты событий? О сценарии фильма пишут: « события, происходят в Петрограде в начале 20-х годов прошлого века. История талантливого актёра, одержимого идеями Серебряного века, и в согласии с идеями символизма он готов прожить чужую жизнь, а точнее, сыграть её словно роль. Актёр попадает в плен к красным, и оказывается, как две капли воды, похож на красного командира, который собирается его расстрелять. После смерти командира артист решает сыграть роль погибшего, согласно новому театральному веянию – когда часть театральной общественности считала, что театр надо выводить в жизнь, на улицы, что театр должен слиться с жизнью».
… Плотникова ничто не держало, точно. Иначе он бы не смог. Не смог бы бросить всё и отдаться роли, уйти из своей обыденности, ни секунды не уделяя себе настоящему и тем, кого любит. Видимо, ни любви, ни ценности собственной жизни у него не было, раз он так поступил. Мне трудно поверить, что так можно служить искусству, забыв себя. Душа ли его так хотела, или эго, готовое рискнуть ради убеждений коллег по площадке «играть вживую»?
Можно поэкспериментировать временно… Но погубить своё Я? Нет, этого не стоит ни одна роль! Но, здесь уже вопросы психологии человека и порывы его души. Может, всё же, именно она рвалась в неизведанный мир чужой судьбы, чтобы успеть прожить ещё одну жизнь, побыть в одном теле двумя разными людьми. Окунуться в чужую семью, открыть иные грани личности, стерев свою. Жестоко. Что тут говорить. Да, Максим Суханов сыграл достойно. Но, что ощущала его душа, было ли ей страшно?
Мне ужасно захотелось кофе, и поговорить с той, которую я жду, скоро будет встреча, она изменит всё. Приятное волнение и предвкушение. У меня одна роль: быть собой и ждать Тебя.
Глава 2
КАК ЭТО БЫЛО. Закрытие/ Обновление.
Фаза: Душевный сдвиг. Сеанс: себя-похищение.
– Помнишь, как я пригласил тебя на «Вечер Цоя»? Ты была в золотой кожаной мини-юбке и чёрном блестящем топе, причёска – небрежна и взбалмошна, и Ты всё время болтала и улыбалась… Ты так вглядывалась в мои глаза, что временами я замирал, потом терялся и потел. Какой же магнетизм в тебе!
– Ну, хватит уже. Просто тогда тебе всё во мне казалось магнетизмом, это сейчас я обычная жена…
– Ошибаешься, если я не говорю, это не значит, что ты просто жена. Ты больше космоса для меня. Это есть и будет.
– А помнишь, на «Вечере Цоя», как мы долго ждали моей очереди выступить? И как я решила вдруг выпить лонг-айленд, там всего крепкого было намешано… И это в итоге помешало.
– Да уж. Ждали часа четыре, кажется, ты вышла к микрофону, и цитируя песню Цоя «Мама, мы все тяжело больны!», забыла самый важный для тебя куплет.
– Да, это был облом…
– Никто, конечно, ничего не заметил.
– Только ты, очень сильно считывал мои жесты, мимику, и по лицу понял, что я замешкалась на секунды…
– Да, но, зато как ты прочла свои стихи, посвященные ему! И как загремел