Пожирающая Серость. Кристина Линн Эрман
сдерживала со дня собственного ритуала три месяца назад: – Тебе не понять.
В тот день, как только сестра коснулась дерева, ветви ожили. Узловатый ствол боярышника низко поклонился. И Джастин, сдерживая слезы, смотрел, как лес перед ними тоже начал клониться, пока между согнутыми ветвями не засверкало озеро за коттеджем Карлайлов.
Если ритуал Джастина был худшим днем в его жизни, то ритуал Мэй с малым отрывом занимал второе место.
– Конечно, нет, – сухо произнес Джастин. – Объясни мне еще раз, как тяжело быть могущественной.
– Прости. Я не хотела…
– Я знаю, – перебил Джастин. Его бессилие было последним, что он хотел обсуждать. – Семья Сондерс. Мэй, если есть хоть малейшая возможность, что они помогут нам остановить это…
Лицо Мэй помрачнело.
– Знаю. – Она медлила. – Но мама сказала к ним не приближаться. А у нее всегда есть свои причины.
Джастину вспомнился страх на лице Августы. То, что она сказала. И как смотрела на Восьмерку Костей – со смесью ужаса и смирения, будто все это время знала, что семья Сондерс неминуемо будет связана с их будущим. Словно она сделает что угодно, лишь бы убедить себя в обратном. А значит, если существовала хоть какая-то вероятность, что Вайолет Сондерс может стать выгодным союзником Готорнов, Джастину придется обратиться к ней лично.
5
Харпер выполняла упражнения для укрепления мышц, которые адаптировала под свою тренировку, когда услышала обрывок песни; со стороны деревьев доносился низкий глубокий голос. Она знала его, как саму мелодию. Отец часто напевал ее в своей мастерской, когда создавал стражей из горки высушенной на солнце глины.
Когда-то эти стражи охраняли каждое крыльцо в городе: статуи, которые оживали по команде хозяина. Карлайлы и их хранители отвечали за защиту Четверки Дорог. Каждую осень и ночь весеннего равноденствия – время, когда Серость была сильнее всего, а основатели – наиболее уязвимыми. Когда стирается грань между реальностью и кошмаром.
Но последним из Карлайлов, кого слушался хранитель, была бабушка Харпер. Так что стражи, которых лепил в своей мастерской Морис Карлайл, просто висели над входными дверями жителей. Слабая замена – в случае опасности они могли лишь поднять тревогу, а не дать отпор.
Их семья стала тенью былых себя и тех, кем они могли бы стать.
«Дети малые блуждали, из лесу пути не знали…» Из кустов послышались шаги. Отец Харпер был Карлайлом до мозга костей и все делал громко, даже ходил. Так что первой реакцией Харпер была паника. Она для того тщательно скрывала свои тренировки, чтобы отец не жалел ее. Ее левую руку остро и внезапно пронзило огнем – хоть Харпер и знала, что руки больше нет, порой она все равно ощущала фантомные боли, особенно когда была испугана или находилась в стрессе. Харпер передернуло, она схватила меч и нырнула за ближайшее дерево.
Голос отца зазвучал громче: «Серость стала домом их, деток малых, нежи…»
Пульс Харпер участился, когда он показался на краю поляны. Она