Русский фактор. Юрий Сторчак
и перспективные расхождения между Россией и Западом касались роли США и НАТО в решении внутренних дел СНГ, что может быть нежелательным, а также в недопустимости формирования подобия санитарного кордона на его западных границах и нежелательного для РФ стремления стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) и Балтии ассоциировать себя с НАТО и другие. Весной 1992 года РФ четко определила свой курс на развитие партнерства, а в дальнейшем союзничества с США и Западной Европой.
Андрея Козырева обвиняют в отсутствии четкого видения национальных интересов, подчинении российской политики интересам США, идеализации западной модели и стремлении на любых условиях присоединиться к Западу, продолжении традиции неоправданных уступок, начатых Михаилом Горбачевым и Эдуардом Шеварднадзе.
Слабость российской внешней политики так называемого романтического периода заключалась в отсутствии у нее поддержки со стороны политического класса РФ. Большая часть поддержавшей Бориса Ельцина по тактическим соображениям номенклатуры отвергала курс на западную интеграцию и стремилась подорвать позиции Андрея Козырева. Это принципиально отличало реформы внешнеполитического курса от экономических и политических преобразований. Сторонники Ельцина поддержали рынок, рассчитывая обогатиться, и политический плюрализм, видя в нем гарантии собственной свободы и участия в принятии решений. В отношениях с внешним миром почти никто не ожидал возврата к конфронтации и закрытости страны. Риторика державного патриотизма стала своего рода оправданием грубости развивающегося русского капитализма.
В 1990-е годы большая часть российских элит инстинктивно стремилась занять положение в ядре мировой системы. Лишь меньшинство готово было действовать «внесистемно», например: входить в альянсы с «государствами-изгоями» – Югославией, Ираком и другими. После окончания холодной войны центром мировой системы оказались США и руководимые ими НАТО, МВФ, Всемирный банк, а перед РФ встала дилемма: присоединяться к американоцентричной системе или искать ей альтернативу.
Стимул для «политики присоединения» был очень мощный. С отказом от коммунизма и распадом СССР между РФ и США исчезли формальные причины для противостояния. Согласно новому взгляду на отечественную историю, если США никогда не были противником России, вместе с российскими демократами противостояли коммунизму, а присоединение к американской системе давало доступ к инвестициям, технологиям, управленческому опыту и т. п., жизненно необходимым для модернизации России, то в чем трудности? А они состоят в неготовности сделать это на общих для всех посткоммунистических стран основаниях – последовательной и глубокой вестернизации политической, экономической, общественной жизни и, главное, в признании мирового лидерства Соединенных Штатов Америки.
Принципиальных сторонников присоединения РФ к Западу было мало. Интеграторы не сумели выработать формулу, соединявшую демократию и рынок с национальными ценностями.