Сын Сталина: Рокировка. Сын Сталина. Джокер Сталина. Борис Орлов

      – …Миленький, да как ты у него кошельки-то заметил? – ворковала толстуха, обнимая Сашу потной красной лапищей. – Ведь деньги-то у меня – казенные, как бы я за них оправдалась-то, а? Вот ведь ты какой глазастый, спасибо тебе большое…

      Толстуха оказалась одной из кассирш Мосторга – того самого, в котором Белов собирался переодеться. Узнав о том, что мальчик только сегодня приехал в Москву к дальнему родственнику из детского дома, кассирша взяла над ним шефство и пообещала, что уж она-то паренька оденет с иголочки.

      Теперь она вела Сашу в Мосторг, попутно рассказывая, как она живет – одинокая, никому в целом свете не нужная, а ведь у нее отдельная огромная комната, не проходная, и с достатком все нормально, потому что она – не просто кассирша, а старшая кассирша, и вообще…

      Белов слушал воркотню Веры Степановны – так звали пышнотелую кассиршу, и думал про себя, что если прием на ЗиСе окажется прохладным, можно попробовать зацепиться за эту вот деятельницу советской торговли, тем более она явно намекает, что не прочь была бы усыновить такого вот замечательного пионера. Впрочем, в любом случае стоит сохранить контакт с такой доброй и отзывчивой тёткой…

      В здание Мосторга – будущего ЦУМа они вошли со служебного входа. Седоусый вахтер в очках не обратил на них никакого внимания, лишь слегка кивнул, и Вера Степановна повела Сашку в «святая святых» – подвальный склад. Там быстро пошепталась с толстяком-товароведом и, повернувшись к Александру, спросила:

      – Сашенька, а у тебя денег-то сколько? А то я добавлю, если вдруг не хватит…

      – Тетя Вера, да вы не волнуйтесь, – Белов специально назвал ее тетей и удовлетворенно заметил, как расцвела «товарищ старший кассир». – Дядя денег выслал, вот…

      И с этими словами он показал тонкую пачку «пятёрок».

      – Ишь ты, – влез в беседу товаровед. – Вот уж не знал, Степановна, что у тебя родичи, да еще и такие обеспеченные.

      – Это брата-покойника жены свояк, – мгновенно выпалила Вера Степановна. – А Сашенька ему – племяш родной. Ты ведь знаешь, Захарыч, что у меня – никогошеньки.