Время надежды, или Игра в жизнь. Татьяна Васильевна Смирнова
несколько дней Надежда стояла перед дверью с табличкой «Секретарь партийной организации Курилов Роман Георгиевич», собираясь войти. Одета она была, как сказали бы в 21 веке, супер-сексуально: узкая чёрная юбка по колено (Лена успела перешить ей старую буквально за вечер), скромная белая блузка, обтягивающая пышную грудь, и при этом многообещающе расстегнутая сразу на три пуговицы. Тонкая талия утянута отцовским ремнём (за неимением другого), на ногах – давешние туфли на высоких каблуках. Губы ярко накрашены маминой же красной помадой. Проходящие мимо студенты-старшекурсники сворачивали себе шеи, глупо хихикая и подталкивая друг друга.
Надежда решительно постучала в дверь.
– Открыто! – донеслось из кабинета.
Войдя, девушка остановилась на пороге. В большом кабинете, мрачноватом из-за обилия книжных полок с толстыми фолиантами, под портретом Юрия Андропова восседал секретарь партийной организации института Роман Курилов и листал «личное дело» студентки Никольской. Увидев Надежду, он откинулся в кресле и масляным взором окинул фигуру девушки.
Поистине, перед ним стоял редкий экземпляр – скромность здесь удивительным образом сочеталась с бьющей через край эротичностью, а когда Роман уткнулся взглядом в глубокий вырез блузки на высокой груди студентки, то моментально взмок. Эта Никольская действовала на него магическим образом – с подобным явлением опытный ловелас Курилов ещё не сталкивался, и у него даже мелькнула дикая мысль, что неплохо бы потом продолжить отношения…
Подойдя к столу, Надежда без приглашения присела на один из стульев, стоящих в ряд вдоль стены, и, копируя Шерон Стоун из знаменитой сцены, медленно закинула нога за ногу, обнажив край чулка с подвязкой на словно отполированном гладком бедре. Блузка распахнулась ещё шире – Роман поперхнулся слюной и ослабил галстук. Ему вдруг стало жарко – он заметил, что девушка не надела бюстгальтер…
Надежда пристально смотрела Роману Курилову прямо в глаза, и тот совершенно «поплыл». Почему-то захотелось после работы приходить домой, и чтобы каждый раз его встречала именно эта красотка, с таким вот взглядом… А там – кто знает – может быть, Роман даже и женился бы на ней. А что? Уже давно за тридцать, пора остепениться. Сколько можно пользоваться нерадивыми студентками в служебном кабинете? Да и по партийной линии семейному человеку пробиваться легче…
В реальность его вернул голос Надежды:
– Мне сообщили, что по вашему представлению… или заявлению… а правильнее всего, доносу… меня собираются отчислить из института. Позвольте поинтересоваться – за что?
Роман поморщился. Ему хотелось как можно быстрее завалить эту Никольскую прямо здесь, на потёртой ковровой дорожке, а не вести с ней душеспасительные беседы.
– Фу… Что за лексикон у несостоявшегося филолога… Доносу… Это всего лишь сигнал. Мой долг и моя – если хотите – прямая обязанность…
Надежда, склонив голову и не сводя с Романа взгляда, кончиком языка медленно облизала яркие губы. Тот слегка сбился:
– Сначала вы прямо на зачёте – вызывающе, публично