Цветочный горшок из Монтальвата. Инна Шаргородская
Муниц.
Корхис, изо всех сил пытаясь сдержать смех, замахал руками:
– Ох-ха-ха… Не сердись, дружище, умоляю! – и беззлобно попрекнул говорливого слугу: – А винцо-то? Забыл?
– Как можно! – Тот состроил обиженную мину. – Просто вы с каером… беседовали, а хотелось бы, чтобы этому дивному дару небес было уделено должное внимание!
– И то верно. Ну, неси давай…
Парень сорвался с места и вернулся через полминуты – с подносом, на котором красовалась пыльная, обросшая паутиной бутыль чудесного двадцатилетнего вина «Королевская гроздь».
При виде ее свирепый Муниц притих. И стоически молчал, покуда несносный молодой болтун, нахваливая вино, обтирал бутыль белоснежным полотенцем, откупоривал ее и разливал драгоценный напиток по стаканам.
– Прошу!
– Ступай, поторопи Арду с уткой… – начал Корхис.
– Уже, – успокоил его слуга и наконец-то исчез с глаз долой.
Папаша Муниц пригубил редкого вина. Попыхтел немного, смакуя. Потом все-таки заметил сварливо:
– Балуешь ты своих работников, старина. Где это видано, чтобы так с хозяином разговаривать? Вот у меня…
– Пустое! – отмахнулся Корхис с улыбкой. – Да… я этому парню, пожалуй, и впрямь многовато позволяю. Только он того стоит, поверь. Шустрый, в руках все горит, а уж каков комик – в театр ходить не надо! Три дня всего работает, народ веселит, так выручки чуть ли не в полтора…
– Комик? – перебил насторожившийся антрепренер.
– Ну! – обрадовался трактирщик. – Взял его на лето, а теперь думаю, как бы уговорить совсем остаться. В жизни столько не смеялся!.. Ты отведай-ка пирога, Мунни, кухарка нынче в тесто кой-чего добавила, как Волчок присоветовал – так его звать, мальчишку-то. Отменно получилось… Он еще и кухарить горазд!
Корхис с аппетитом зачавкал сам рекомендованным пирогом.
Антрепренер же вдруг передумал жаловаться на судьбу.
Вместо этого пригубил еще вина и вкрадчиво спросил:
– Не дашь мальчишку взаймы на вечерок? Поглядел бы я, на что он способен…
– Бери да гляди, – беспечно ответил гордый своим приобретением трактирщик. – Только насовсем не отдам, и не надейся! Самому нужен!..
Часом позже «мальчишка», приведенный Муницем из «Веселой утки», стоял на грубо сколоченных подмостках в амбаре, предоставленном театру во временное пользование городским советом Байема, и его разглядывали семь пар любопытных глаз, не считая озабоченных хмурых буркал самого Дракона.
– Некрасивый, – шепотом вынесла вердикт Иза Стрела, «злодейка-разлучница» труппы, женщина замужняя, но не упускавшая случая пофлиртовать. – Нос длинный, губы узкие…
– На себя посмотри! – огрызнулась Кобра, жена Дракона – в миру Фина Пышечка, бессменная «мать семейства» и по совместительству кассирша «Божественного» театра. – Жердина безмозглая! Что тебе до его красоты? И вообще – на кой она комику?
– Ни на кой, –