Тайны дворцовых переворотов. Константин Писаренко
сохранит свободу маневра, а в случае поражения сумеет избежать мести сторонников племянника.
Прежде чем испрашивать у иерархов православной церкви дозволение на запретную свадьбу, надлежало навести в духовном ведомстве мало-мальский порядок, так как фактический президент учреждения Феодосий Яновский (12 мая лишенный сана архиепископа Новгородского и Великолуцкого) с 27 апреля сидел под арестом «за… злоковарное воровство… (говаривал злохулителные слова про Их Императорское Величество и мыслил… некоторой злой умысел на российское государство)». Царица занялась кадровой реорганизацией Синода 25 июня. Феофан Прокопович возглавил Новгородскую епархию и российское духовенство, уступив место во Пскове епископу Тверскому Феофилакту Лопатинскому. Однако оба вдруг обратились к императрице с просьбой не переводить их со старых на новые кафедры. 10 июля государыня отклонила челобитную первого и удовлетворила пожелание второго. 1 августа псковскую паству поручили опекать Рафаилу Заборовскому, архимандриту Калязинского монастыря. 23 августа он и епископ Ростовский Георгий Дашков пополнили ряды синодальных советников. Причем Дашкова определили третьим присутствующим в коллегии. 1 августа произошло еще одно важное назначение: архимандрита Симоновского монастыря Петра Смелича Екатерина перевела в Александро-Невскую лавру, а 7-го числа объявила священника «первейшим в Российской империи архимандритом». Кстати, именно ему приходилось чаще, чем кому-либо другому, ездить с докладами Синода в Зимний или Летний дворцы.
В полном составе данная пятерка высших духовных лиц страны собралась в Петербурге в первой половине октября 1725 года. Прокопович и Заборовский вернулись из коротких отпусков. Дашков приехал наконец в столицу. Вот им-то в первую очередь, а также, вероятно, «Верховному Ея Величества государыни императрицы протодиакону» (Троицкой церкви) Анфиногену Иванову и протоиерею главного собора страны (Петропавловского) Петру Григорьеву и довелось давать оценку далеко идущему прожекту супруги Петра Великого. Через месяц о нем и о реакции священников судачил весь город, не исключая дипломатов. Ж. Кампредон 16 (27) ноября доносил в Париж: «Здесь… на основании некоего предложения, вероятно измышленного Бассевичем, сделали запрос Синоду – может ли великий князь жениться на принцессе Елизавете. На что получили, конечно, ответ, что это равно воспрещается и божескими, и человеческими законами»[5].
В том, что французский посланник приписал идею бракосочетания Геннингу Фридриху Бассевичу, нет ничего удивительного. Министр герцога Голштинского славился богатым воображением и не ленился время от времени «радовать» русский двор какой-нибудь экстравагантной инициативой. Ему же агент Людовика XV присвоил авторство второго варианта женитьбы, когда накануне Рождества 1725 года в Петербурге заговорили о свежеиспеченном кандидате на руку Елизаветы – сыне епископа Любекского и Этинского Карле-Августе. К тому же тайный