Большая книга хирурга. Федор Углов
облегченье принесли они мне.
После конференции, уединившись с Чечулиным, Мгалоблишвили и анестезиологом Ваневским, снова вкратце повторил предполагаемый ход операции, способы профилактики и борьбы с шоком. Потом пошли переодеваться и мыться… В это время в предоперационную, где мы готовились, зашел Николай Николаевич и тоже стал стягивать с себя рубашку. Выходит, решил мне ассистировать!
Наступил довольно неловкий момент. Я с периферийных дней привык оперировать самостоятельно, без подсказок, по заранее продуманному до мелочей плану. А когда тебе ассистирует старший, он обязательно будет довлеть, его суждения могут не совпадать с твоими, тебе придется работать по его указке, то есть в нарушение собственного плана, или вступать с ним в спор, что во время операции бестактно, недопустимо, вредно для дела… И я сказал учителю:
– Николай Николаевич, поймите меня правильно… Операция предстоит долгая и, боюсь, окажется утомительной для вас. Мы постараемся с ней справиться. Нам будет лучше, если вы, стоя за нашими спинами, поддержите советами…
Николай Николаевич взглянул на меня с недоумением, не сразу, кажется, поняв, что такое я ему говорю. Кто при трудной операции отказывается от ассистенции профессора! Обычно к этому стремятся, просят… Ведь ассистирующий профессор в значительной мере снимает ответственность с хирурга, перекладывает ее на свои профессорские плечи… Николай Николаевич продолжал смотреть на меня, а я ждал, что он ответит.
– Ты что ж, папаша, боишься, что я стану инициативу из твоих рук вырывать? – Он прошелся по комнате от стены к стене, постоял у окна, потом сказал: – А наверно, ты прав…
Я не уловил в его голосе и тени обиды. Надев снова рубашку, халат, он проследовал в операционную. И надо ж было случиться по горячим следам еще одной неловкой заминке: уже здесь, в операционной.
Шла подготовка больного на операционном столе. Нужно было наладить капельное переливание крови, и я еще до этого распорядился, чтобы переливали в руку. Николай Николаевич, не зная о моем распоряжении, сказал Ваневскому:
– Переливайте в ногу…
Как можно мягче, переживая, что вот опять приходится идти наперекор учителю, я сказал:
– Николай Николаевич, разрешите, чтоб в руку…
– Да? – он вскинул седые брови и тут же, после небольшой паузы, успев, видимо, обдумать, почему я настаиваю на своем, обратился к курсантам: – С хирургом не спорят! Ему можно давать совет, но решает он, и никто не должен ослушаться или оскорбиться… Он отвечает за жизнь больного, вот откуда необходимость полной самостоятельности. Так что хирург волен послушать или не послушать нашего совета. А в данном случае Углов совершенно прав, что переливает кровь в руку. Ведь ногу придется ворочать, и система будет мешать в проведении операции…
И тут, как всегда, мой учитель на глазах у курсантов и многочисленных врачей, пришедших из других хирургических клиник посмотреть необыкновенную операцию,