.
развивать свое хобби: создала арт-салон, собрала неплохую собственную коллекцию живописи. Она обожала ездить на аукционы «Сотбис» и «Кристис». Мы много летали, Лондон, Париж, Вена привлекали ее в первую очередь. Статусные города со статусными достопримечательностями и магазинами, все понятно и предсказуемо. Как многолетний супружеский секс: опробованные позы, ожидаемые реакции. 10 лет общих оргазмов – это достойный результат, но этого мало. И мы оба это чувствовали, восполняя дефицит новизны путешествиями и шопингом, причем шопинг был не блажью, а необходимостью.
Девяностые – время, когда нужно было прилично выглядеть и статусно одеваться, если хочешь делать бизнес и заводить контакты, в том числе международные. Словарный запас пополнился непривычным для советского уха понятием dress code. Это когда вы уже достаточно богаты, чтобы носить костюмы Cherutti, Boss и даже Brioni, но не настолько, чтобы приходить на важные встречи в джинсах и в водолазке, как Стив Джобс.
Мне такие правила игры доставляли удовольствие. Я любил стильно одеваться, и дорогие вещи отлично на мне сидели – не так, как на «малиновых пиджаках», что седло на корове. Спасибо маме – она и сама стремилась хорошо одеваться, и мне с детства прививала вкус к качественным красивым вещам.
У родителей была подруга – директор огромного магазина женской одежды на Крещатике, и моя мама с радостью мчалась к ней посмотреть новинки и непременно что-нибудь купить. Красивые наряды вдохновляли ее, поднимали настроение, несмотря на то, что семейный бюджет существенно страдал от этой маминой страсти. А с другой стороны, как я сейчас понимаю, почему «страдал»? Разве сияющая женщина, которой удалось в пору дефицита побаловать себя красивой одеждой, – не достойная иллюстрация удавшейся семейной жизни? Разве радостная жена – не залог супружеского благополучия? К счастью, отец это хорошо понимал. Впрочем, он и зарабатывал достаточно, занимал руководящие должности, был «в номенклатуре», как тогда говорили. Помню, что родители долго выплачивали рассрочку на каракулевую шубу, а я недоумевал, как такая неприметная, ничем не выдающаяся вещь может стоить огромных денег. Зато ярко-голубая синтетическая шубка приводила меня в восторг – мама в этой шубке выглядела неземным существом среди унылых монохромных зимних одежек 70-х.
Неземными существами казались и ученики элитной школы с углубленным изучением английского языка, куда я попал стараниями папы. Вообще-то он не особо хотел устраивать меня в эту школу, но мудрая мама настояла, и я изумленно открыл для себя мир, в котором ученики нередко уделяли больше внимания модным нарядам, чем урокам. А еще я впервые столкнулся с явлением социального неравенства. До сих пор я знал, что мои приятели живут в таких же, как и у нас, квартирах, у них так же, как у меня, мало игрушек, потому что это дефицит (помню, дед выстругал из дощечки мне меч, я его раскрасил акварельными красками и гордился), и вообще – в наших домах был один телевизор на парадное. А когда я пришел в гости к однокласснику, сыну замминистра,