Полюбить Ареса. Елена Дженкинз

      Дача у Прохорова оказалась просторным особняком за высоким забором. Дом принадлежал семье уже несколько поколений, как успела рассказать жена дипломата, Татьяна. «Зови меня Таня», – попросила она. Просто, но элегантно одетая, она мало напоминала Сашу внешне, хоть обе и были брюнетками. Мать – робкая, тихая, а дочь лишь пытается такой казаться, укрощая саму себя.

      В доме было душно, а во дворе, наоборот, терпимо. Последние выходные лета, на деревьях уже местами желтели листья. Стас вдруг подумал, что давно не видел, как цветут сады… И понял, что именно так пахнет Саша – цветущим садом.

      Прохоров приехал только после обеда, усталый, с темными кругами под глазами, и вежливо пожал Стасу руку.

      – Я сделаю все возможное, чтобы склонить отца к сотрудничеству, – не ходя вокруг да около сказал Архипов, когда они расположились за дубовым столом на открытой террасе.

      – Не думай, что я вытащил тебя только из корысти. Я бы забрал тебя в любом случае. Таких, как ты, нормальные люди не бросают.

      Фраза застыла в воздухе упреком в адрес старшего Архипова, и Стас это понял. Поддержать возмущение он, увы, не мог, ибо никогда не винил родителей за то, что уехали, – наоборот, радовался. Будда им судья – один из тех, что мать покупала на сувениры. Родителями они были, возможно, не лучшими в мире, но и сын у них не подарок. В их семье не принято винить друг друга. Разве что «по праздникам» и в экстремальных ситуациях. В Стаса еще в первые годы жизни вложили закон: «Каждый в этом мире – сам за себя. Никто никому ничего не должен. Сын не должен отцу, отец – сыну». Оставалось молиться, что Архипов-старший нарушит это правило и пойдет на сотрудничество.

      На террасу через арку, увитую плющом, вышла Саша. Она переоделась в синий комбинезон, у которого была закрытая горловина, но зато слишком короткие шорты. Вот совсем бесстыжие, если честно. Специально, что ли, довести хочет? Проверяет его силу воли?

      – …так что?

      – М-м? – Он не услышал заданного вопроса, отвлекшись.

      – Останетесь до завтра у нас? Мы только называем это место дачей, а на самом деле для меня это и есть дом родной. Мой предок построил усадьбу своими руками, но во времена деда ее сожгли. Отец из пепла восстановил, и я при первой возможности тоже лепту внес. Для меня корни многое значат.

      – Увы, не могу разделить ваши чувства. У меня нет корней.

      – Захочешь – пустишь.

      – Это вряд ли, – скептически ответил Стас, глядя, как Саша расставляет чайный сервиз. Они сидели в тени, но лучи солнца пробивались через листву яблони и ласкали лицо девушки.

      «Остынь, убогий», – дал себе мысленный подзатыльник Архипов и отвернулся. Увы, чтобы забыть вкус ее губ, недостаточно просто не смотреть. Нужно, например, сломать себе ногу или руку, чтобы отвлечься на боль.

      – Саша может остаться, если хочет, –