Гавань. Юлия Бекенская
нежная мелодия прямо льется, будто дождик по крыше капает – кап-кап-кап. А потом еще так, словно речка журчит, как в пионерлагере, когда они с ребятами сбежали с тренировки…
И видит он со спины, что сидит такая тоненькая вся, только пальчики видно прозрачные, по клавишам черно-белым туда-сюда скок-скок-скок… Волосенки беленькие, кофтеночка серенькая, ручки-ножки тонюсенькие.
Умилился вдруг Ярый, вспомнил детство свое, Таньку, мышь очкастую, которая тогда и не мышь была, а любовь всей его жизни, и такая нежность его охватила – сквозь эту музыку, эту пианисточку безвестную, ну, какое она в жизни, малахольная, видела еще счастье.
Подошел сзади тихонько, за плечи ее приобнял да и поволок в кондеечку. Пусть хоть раз в жизни отведает болезная любви пацанской, крепкой, горячей…
А у самого словно бы тикает в голове это самое кап-кап-кап… Тоненькие пальчики цок-цок-цок…
Сука.
Вспоминать тошно. Братки до сих пор ржут.
Зал взорвался аплодисментами, патлатый раскланялся. А Ярый совсем расстроился. Встал, забрал барсетку и вышел из зала.
В буфете Миху признал со спины – по банкам джина «Синебрюхов» – очень уж его корешок уважал. За это ему и кличка от пацанов прилипла.
Миха Синебрюхов расплылся в улыбке. Лыба у него была хорошая, хотя крупные верхние зубы делали его похожим на кролика. Но Ярый посмотрел бы на того, кто скажет это Михе в глаза.
Расположились с удобством: сдвинули пару столиков, заказали девочке коньяку, обменялись новостями о знакомых. Кого подстрелили, кто сорвал бабла в казино, кто намотался на столб на Нижней трассе – все, как обычно.
Наконец, перешли к сути дела. Когда Синебрюхов изложил Ярому свою тему, у того даже челюсть отвисла.
– Миха… друг. Я же тебя не первый год знаю. Ты с дуба рухнул?! Зачем тебе этот тухляк? Тебе чего-то не хватает? Может, денег тебе дать? Миш, ты скажи, не стесняйся…
Но Миха мотнул головой.
– Славка, ну, сколько можно на чужом горбу в рай? Я свой бизнес хочу. Мужик я или кто?
Ярый только головой покачал. И изо всех сил давил усмешку. Держался. А ухмылка сама натягивалась на рожу, едва вспоминал, чем закончился Мишкин бизнес номер раз. И как потом пришлось серьезно говорить с пацанами, которые между собой решили звать Миху «ботаник». И как возили к Хирургу зашивать одного языкатого, который сдуру сказал это вслух. И как Мишка зверел, стоило кому-то при нем хоть что-то сказать про травку и про цветочки…
– Мечта у меня, Славка, – продолжал Синебрюхов. – Может, с детства мечта… «Пятилетку» ты окучиваешь?
ДК Последней Пятилетки – его, Ярого, поляна. Но, блин… совсем расстроил его дружок. И под левым ухом опять заныло.
Много, ой много он мог бы сказать другу за мечту. Но ведь с ним, с Синебрюховым, с братишкой названным, они вместе прошли огонь, воду и медные трубы…
Друзей не выбирают. А уж мечту другу обламывать – это совсем не по понятиям получается.
Ярый вздохнул. Встал, хлопнул