Суздаль. Это моя земля. Анастасия Владимировна Подорожная
вздулась вместе с левкасом и красочным слоем. Видите, тут было сначала закрытое вздутие, затем левкас растрескался, фрагменты оторвались и осыпались. И кракелюр[3], видите?
Светлана показала на сетки трещинок по краям.
– Я посмотрела на утраты. Паволока, похоже, наклеена на всю поверхность иконы, она сплошная. Левкас сильно пострадал, смотрите, вот здесь и здесь, зато видны слои краски. Смотрите сюда, – Светлана показала осыпавшийся край, – раскрывать её надо…
– А это как?
– Слой за слоем будем убирать запись, лак, загрязнения.
– То есть? Вы уберёте этот образ?
– Есть более старые, первоначальные. Знаете, в старину образ обновляли, «поновляли», часто на одной доске поверх старого писали новый, а иногда и не разглядеть было старый под почерневшей олифой, так поверх него сразу и писали. Хоть ту же Богородицу, а хоть и другого святого. Иконы ведь до XVII века писались по канону, без малейшего отступления. И храниться они могут долго, если условия соблюдать. Одно дерево-то как заготавливали, поэтому оно ценнее иконописи и было, вот и записывали его по несколько раз.
– Дааа… меняются ценности.
– Лучше так, чем как после революции, когда баржи, гружёные иконами, по Волге шли. Позолоту с них счищали, а деревом печки топили…
– Смотрите, смотрите сюда, видите слой – олифа, а дальше слой лазурь. Видите? Раскрывать её надо. Бывает как: открываются слои XIX, XVIII век, пять-шесть-семь слоёв, а там родная авторская живопись…
– Хорошо.
Я не ожидала такого поворота. Смотрела и запоминала Богородицу в малейших деталях.
– Только я у вас её не возьму, у меня проект большой музейный, заказы из частных коллекций. Да вы не расстраивайтесь, есть у меня выпускница Суздальского училища, тоже станковой живописи, правда она во Владимире, я дам её контакт, может она возьмётся, поговорите.
5
Дверь открыла невысокая хрупкая женщина.
– Проходите, мне Светлана звонила.
Самая обычная трёшка, только вместо гостиной в большой комнате оборудована мастерская. Я прошла туда. Картины, храмовые иконы стояли вдоль стен на полу. На чистом столе всего несколько инструментов.
– Много вы икон сделали?
– Да уж больше тысячи, я и не помню.
– Интересная у вас работа. С иконами находитесь в одном пространстве. Чудеса какие-нибудь случаются? – почему-то вдруг мне пришла в голову именно эта мысль.
– Чудеса? Да… Не знаю. Вроде как. Да вот они, мои чудеса, – в комнату со звонким криком вбежали две маленькие девчушки и повисли на своей маме, не замечая меня.
– Ну, я поеду, Галина, звоните, – я записала телефон и оставила свою ситцевую тайну.
6
Ежедневная московская суета через пару дней смыла магию моей Суздальской поездки. Прошёл месяц, возможно даже немножко больше, всё закрутилось, поменялось, срослось. Я почти забыла о том дне, о тех удивительных людях, их глазах, трепете, преданности прекрасному и подвижническому делу.
Где-то в глубине сумки вибрировал телефон, я одной рукой
Кракелюр – трещина красочного слоя или лака.