Пленник порока. Марина Александрова
уж, – перевела разговор мать на текущие проблемы.
– Письма! – Сергей выскочил из кухни и помчался в свою комнату. Он начал рыться в старых вещах и полках, под кроватью и за печью, но его поиски не увенчались успехом.
– Мама! Мама! Тот… старик… почтмейстер мне письма отдавал, просил, чтоб отправил я их! – горящими и полными надежд глазами он смотрел на мать.
Та лишь удивленно смотрела на него, не зная что сказать.
– Казакин… я его снял и куда же я его подевал? – разговаривал сам с собою Сергей и метался по дому, словно заведенный.
– В хлеве он! – вспомнила мать. – Ты его скинул за ненадобностью, а Гаврила утром в него ягненка больного завернул и отнес в овин. Ты поищи, поди, – говорила она вслед умчавшемуся Сергею.
Он все перетряс, пугая бедных овец и разгоняя хлопотливых кур. Наконец, из кучи соломы он вытащил свой старый потрепанный казакин. Письма были на месте, как будто только и ждали его. Странным показалось, что конверты были аккуратно вскрыты.
Сергей бережно взял письма и принес домой. Он сел на крыльцо и смотрел на эти пожелтевшие листы бумаги. Варвара оказалась рядом. Она сейчас понимала сына больше, чем он сам.
– Мама, он просил очень, – он посмотрел матери в глаза, – я должен их доставить, иначе… сон! – он посмотрел на кольцо.
– Иначе тебе несдобровать, – ответила за него мать.
Она вошла в дом. Сергей достал первый сложенный лист из конверта и принялся читать. Письмо начиналось так:
«Дорогой брат Григорий! Пишу тебе, потому как не осталось родных более никого. Если б не золото то проклятое, так и ушел бы под землю, ни с кем не простясь. Ты не думай, обида моя хоть и не прошла, но стала не такой уж горькой. Из-за сынов переживаю. Никого не остается у них после моей смерти, кроме тебя, а что они, отроки, могут с золотом делать? Так что прими братово богатство в наследство и заботу о моих сыновьях. Норову они разного, и трудно с ними бывает. Слов нет, Григорий, как мне не хочется просить тебя об чем-то, но жизнь заставляет. Ежели жива их матушка, Каренушка, может, сжалится, поможет им, все ж таки родные дети, не чужие. Если сможешь, приезжай или детей пришли, объясню и расскажу все, где лежит и как найти, авось, кроме меня не знает никто.
Твой брат Федор Тишка. Новгород. Старая Заславка».
Сергей перечитал письмо еще несколько раз и крепко задумался. Из его рук выпало второе письмо. На фоне грязных размывов и пятен были видны только последние буквы фамилии, кому было письмо адресовано «…вской», и все.
«Здравствуй, милая! Спешу сообщить тебе о своих чувствах. На бумаге это выразить гораздо легче, чем сказать это тебе, глядя в глаза. Я ведь до сих пор не знаю, любишь ли ты меня и хочешь ли со мною под венец пойти? Катенька, душа моя, ответь мне. Пусть холодной волной обдадут меня твои строчки, а я буду надеяться и только молиться за то, чтобы Бог помог мне достучаться до сердца твоего, и, возможно, мне повезет. А ежели совсем противен я тебе буду, не стану неволить. Живи, как сама того желаешь, только помни обо мне.
Мордвинов