Дневники. Зинаида Гиппиус
пришел (студент, в муз. команде преображенцев), принес листки. Рассказывал много интересного. Сам в экстазе, забыл весь свой индивидуализм.
«Известия» Сов. раб. депутатов: он заявляет, что заседает в Таврическом дворце, выбрал «районных комиссаров», призывает бороться «за полное устранение старого правительства и за созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, тайного…» и т. д.
Все это хорошо и решительно, а вот далее идут «воззвания», от которых так и ударило затхлостью, двенадцатилетнею давностью, точно эти бумажки с 1905 года пролежали в сыром подвале (так ведь оно и есть, а новеньких и не успели написать, да не хватит их, писак этих, одних, на новенькие).
Вот из «манифеста» С.Д.Р.П., Центрального комитета: «…Войти в сношения с пролетариатом воюющих стран против своих угнетателей и поработителей, царских правительств и капиталистических клик для немедленного прекращения человеческой бойни, которая навязана порабощенным народам».
Да ведь это по тону и почти дословно – живая «Новая жизнь» «социал-демократа-большевика» Ленина пятых годов, где еще Минский, напрасно стараясь сделать свои «надстройки», получил арест и гибель эмиграции. И та же приподнятая тупость, и невежество, и непонимание момента, времени, истории.
Но… даже тут, – не говоря о других воззваниях и заявлениях Сов. раб. деп., с которыми уже по существу нельзя не соглашаться, – есть действенность, есть властность; и она – противопоставлена нежному безвластию думцев. Они сами не знают, чего желают, даже не знают, каких желаний пожелать. И как им быть, с царем? Без царя? Они только обходят осторожно все вопросы, все ответы. Стоит взглянуть на комитетские «Известия», на «Извещение», подписанное Родзянкой. Все это производит жалкое впечатление робости, растерянности, нерешительности.
Из-за каждой строчки несется знаменитый вопль Родзянки: «Сделали меня революционером! Сделали!»
Между тем ясно: если не будет сейчас власть – будет очень худо России. Очень худо. Но это какое-то проклятие, что они даже в совершившейся, помимо них, революции (и не оттого ли, что «помимо»?) не могут стать на мудрую, но революционную точку… состояния (точки «зрения» теперь мало).
Они – чужаки, а те, левые, – хозяева. Сейчас они погубители своего добра (не виноватые, ибо давно одни) – и все же хозяева.
Будет еще борьба. Господи! Спаси Россию. Спаси, спаси, спаси. Внутренне спаси, по-Твоему веди.
В 4 ч. известие: по Вознесенскому едет присоединившаяся артиллерия. На немецкой кирке пулемет. Стреляет в толпу.
Пришел Карташёв, тоже в волнении и уже в экстазе (теперь не «балет»!).
– Сам видел, собственными глазами. Питиримку повезли! Питиримку взяли и в Думу солдаты везут!
Это наш достойный митрополит, друг покойного Гриши.
Войска – по мере присоединения, а присоединяются они неудержимо, – лавиной текут к Думе. К ним выходят, говорят. Знаю, что говорили речи Милюков, Родзянко и Керенский.
Контакт между Комит. и Советом р. деп. неуловим. Какой-то, очевидно, есть, хотя они действуют параллельно; например,