Крушение надежд. Владимир Голяховский
люди:
– Вот, Коля, дорогой, тебя из министров перевели на Москву, а меня из министров перевели в Кокчетав. Алешка, мой сын, сочинил:
Едет Гинзбург в совнархоз,
Чтоб на грядки класть навоз.
– Правильно он изложил, дела у меня там будут… – он запнулся, подыскивая слово, – навозные, если не сказать хуже. Вот именно.
Шумно усаживались за стол, потом Семен объявил:
– Друзья, сегодня у нас будут Авочкины пироги.
Августа была большим мастером печь пироги по рецептам своей матери, старенькой Прасковьи Васильевны. Сама бабушка уже скончалась, но традиция не прекратилась, Августа умело ее поддерживала. Мария приехала к ней заранее, они вместе фаршировали рыбу и готовили селедку по-еврейски.
– Так я угощала гостей в тридцатые годы, туго было с продуктами, – говорила Августа.
Когда Августа с Марией внесли и поставили на середину стола на больших противнях пироги с мясом и капустой, все радостно зааплодировали:
– Авочка, помним твое искусство, таких вкусных пирогов мы не ели уже двадцать лет.
– Да это же одно из лучших наших воспоминаний об Авочкином салоне!
– Все как в молодости: русские пироги и селедку по-еврейски.
Постаревшие, седые, важные, грузные, вместе они вдруг оживились, смеялись, как будто помолодели, вспоминали эпизоды с работы, когда молодыми инженерами начинали индустриализацию страны. Вспомнили и тех членов Авочкиного салона, которых уже не было с ними.
Семен поднялся:
– Помянем Соломона Виленского, нашего общего учителя. Гениальный был человек, умел проектировать в уме целые гидростанции и доменные печи, ему не нужны были никакие вычислительные аппараты. А погиб заключенным на стройке Беломоро-Балтийского канала, простым рабочим, таскал на горбу мешки с песком. Погиб, потому что отказался проектировать этот самый канал, когда узнал, что работать там будут политзаключенные. Да, друзья, много жертв мы понесли. Вот именно.
Николай Дыгай усмехнулся:
– Скажи еще спасибо, что сами живы остались.
Все сочувственно притихли, вспоминая Виленского.
Августа громко добавила:
– Надо и его жену Басю Марковну вспомнить, тоже невинно пострадавшую, сосланную на восемнадцать лет из-за мужа. А какая была гранд-дама! Теперь она старая, разбитая, живет в бедности. Сеня устроил ее работать регистраторшей в поликлинику министерства.
Потом Моисей Левантовский присел к роялю и заиграл забытые старинные цыганские романсы, популярные в тридцатые годы. Августа с Семеном запели, как раньше:
Моя золотая, дай-ка я погадаю,
Как на свете прожить вам, не тужа,
Лучше б вам не встречаться,
Не любить, не влюбляться,
Чем теперь расставаться навсегда…
Другие с удовольствием подпевали.
Уже пора было расходиться, и Семен предложил последний тост:
– Дорогие