Путь хирурга. Полвека в СССР. Владимир Голяховский
местным поездом часов пять. Стояло жаркое лето, мы легко собрались и весело поехали.
Настроение было прекрасное: большие перемены, большие ожидания, жизнь в новых условиях – на природе. Если искать какое-нибудь самое типичное русское захолустье, то это – Бежецк. Он стоит у слияния двух небольших речек: Молоти и Остречины, а вокруг бескрайние поля, глинистые и песчаные дороги, выдолбленные колеями от телег. Там одно время жила Анна Ахматова. В автобиографии «О себе» она вспоминала: «Это не живописное место: распаханные ровными квадратами на холмистой местности поля, мельницы, трясины, осушенные болота, «воротца», хлеба, хлеба… Там я написала очень многие стихи». В Бежецке родился и учился замечательный русский писатель начала XX века Вячеслав Шишков, его романом «Угрюм-река» мы все зачитывались. Очевидно, все-таки в тех холмах, полях и дорогах было для русской души что-то былинно – поэтическое.
Городок весь из бревенчатых изб с «воротцами», которые упоминала Ахматова, и с резными украшениями на ставенках. Жило в них около тридцати тысяч людей. Была развита мелкая сельская промышленность и училище агрономии. Возле маленькой железнодорожной станции примостилась одноэтажная кирпичная больница на 150 коек – в ней нам предстояло проявлять свои познания. Поселили нас в общежитии училища: большая комната для мужчин на втором этаже и такая же на третьем – для девушек. На узких железных койках тонкие матрасы каменной плотности, белье на них из больницы – серое, в пятнах, застиранное. Хотя это было общежитие, но ни кухни, ни душевой, ни даже водопровода не было. Мылись мы в бане, одну неделю она работала для мужчин, другую – для женщин. Во дворе торчала чугунная колонка, мы носили воду в ведрах, наливали ее в рукомойники и плескались над тазами, а потом сливали их в «туалет». Это сооружение – серая дощатая пристройка к дому, с дырками и выгребной ямой; наверху для девушек, под ним – для мужчин (находясь там, мы всегда слышали друг друга, хотя видеть не могли – щели между досками были законопачены). Но нам до всего этого дела не было – нам хотелось скорей начать работать.
Мужчины нашей группы тяготели к хирургии, а девушек больше занимали терапия, педиатрия и акушерство. Хирургов в больнице было двое: старый местный доктор Василий Иванович, за шестьдесят, и молодой армянин, почему-то осевший в этой русской дыре, интересный мужчина по имени Амбарцум Саркисович. Девчонки наши сразу в него влюбились, но никак не могли запомнить его имя и отчество.
– Ах, какой он интересный мужчина! Только как-то странно его зовут…
– Он со мной заговорил, а я стою как дура и не помню – как его зовут?..
Мы их тренировали по слогам:
– Скажи – Ам-бар-цум, а потом скажи – Сар-ки-со-вич.
Но они все равно забывали, и это было предметом общего смеха – мы тогда могли хохотать по любому поводу. Впрочем, местное русское население это сложное нерусское имя тоже не помнило и выговаривало по-своему, по-крестьянски: «Амбар Сараич».
Районная больница была достаточно большая