Дневник. 1917-1919. Алексей Павлович Будберг
разложиться и погибнуть нашей армии.
Выбиваюсь из сил в попытках достать билеты для проезда на юг; надо заплатить большие комиссионные, а денег нет. Все стремления направлены к тому, чтобы уехать куда угодно, но только подальше от Петрограда; фронт как-то поблек в памяти; вспоминаю о нем, как о далеком покойнике.
Брат горничной семьи генерала К., солдат какой-то артиллерийской бригады с очень длинным номером, только что дезертировавший с фронта, хвастался сестре, что ему перепало несколько сот рублей от дележки суммы, полученной его батареей с немцев за проданные им орудия; когда сестра (лично мне это рассказывавшая) стала его ругать за такую мерзость, то он несколько смутился и возразил: «Чего же было свое терять, когда соседи продали и разделили; чем мы хуже?»
При таком скотском мировоззрении возможны самые невероятные мерзости.
По городу ползают пущенные кем-то слухи, что вся работа большевиков направлена в пользу восстановления у нас монархии и что таково приказание Вильгельма; многие охотно верят этой нелепости.
3 декабря. Троцкий заявил, что ввиду начатой против них борьбы они дают месяц, чтобы одуматься, а затем переходят на систему настоящего террора и введут гильотину для всех врагов народа. Крепко, но по крайней мере определенно и не воняет дряблостью.
В петроградском гарнизоне началось антибольшевистское движение; поздненько спохватились товарищи присяжные охранители завоеваний революции! Использовав гарнизон для свержения Керенского, комиссары отлично учли ту опасность, которую представляли эти распустившиеся и привыкшие уже свергать правительства войсковые части; они ввели в Петроград латышские полки и после этого начали понемногу гнуть товарищей. Особенно не нравится новое положение семеновцам, преображенцам и волынцам, игравшим до сих пор роли первых революционных любовников.
Большевики уже начали решительную игру, указав войскам Северного фронта, требующим смены, что таковая вполне возможна при помощи частей петроградского гарнизона, все время стоящих в тылу и не нюхавших еще пороха.
4 декабря. Немцы предлагают комиссарам купить оставшуюся у нас материальную часть и боевые запасы. Приехал с Южного фронта полковник М.; разговаривал с ним по поводу июньского наступления; он согласен с моим мнением, что наступление было крайне несвоевременно, безнадежно и сыграло весьма серьезную роль в усилении в войсках большевизма. Спросил у него, можно ли было у них рассчитывать на поддержку частями войск корниловского выступления; оказалось, что так же, как и у нас на фронте, – нет, нельзя было.
Очевидно, что мы, строевые начальники Северного фронта, были правы, считая это выступление совершенно безнадежным и несвоевременным; его надо было делать или ранее июньских авантюр, или же позднее, когда массы познают, что такое большевизм.
Вечером выпущены бюллетени о заключении перемирия, о приезде в Брест Ктольмана и Чернина и о выезде туда же Троцкого.
В пять