Попугай на передержке. Наталья Александрова
очень на этой встрече настаивал, просто умолял, а сам не пришел? Нехорошо…
И отчего же тогда тот странный метрдотель с кошачьей мордой сказал, что его ждут…
Леня застыл, внимательно оглядывая комнату.
Что-то в ней было не так…
Ну, разумеется, помимо отсутствия заказчика.
Леня еще раз просканировал комнату взглядом – сначала поверху, затем пол…
И тут он увидел под столом, за передней ножкой, лакированную женскую туфлю. Точнее, дамский полуботинок – такие сейчас называют лоферами.
Удобная обувь, хотя, на Лёнин взгляд, неженственная. Но для деловой, занятой женщины очень подходящая.
Леня опасливо взглянул на туфлю, словно это была граната с выдернутой чекой, шагнул в сторону, плавными, бесшумными шагами обошел стол…
И снова застыл.
По другую сторону стола на полу лежала женщина. Худощавая, коротко стриженная – чтобы меньше времени тратить на уход за волосами, просто и дорого одетая… Костюм не очень ей идет и не очень хорошо на ней сидит, но…
Все эти незначительные детали Леня отметил машинально, по привычке, потому что сейчас они не имели никакого значения по сравнению с главным. С главным, отчего Лёнино сердце забилось в удвоенном темпе.
Во-первых – Леня понял, кто это. Это была Татьяна Ивановна Коноплева, его прежняя заказчица. В первую секунду Леня не узнал ее из-за непривычного ракурса и нештатной ситуации.
И во-вторых – госпожа Коноплева была мертва.
Глаза ее, пустые и остекленевшие, глядели в потолок с выражением удивления и обиды.
Но если это выражение глаз еще могло оставить какие-то, пусть ничтожные сомнения – никаких сомнений не оставляла рукоятка ножа, торчавшая из ее горла чуть ниже правого уха. И лужа темной крови, которая натекла на пол.
Не очень большая лужа – должно быть, Коноплева умерла быстро, почти мгновенно, сердце ее остановилось и перестало гнать кровь по сосудам…
Леня наклонился, чтобы внимательно разглядеть рану и нож.
И то, что он увидел, заставило его сердце биться еще быстрее. Если, конечно, это возможно.
Дело в том, что он узнал торчащий из раны нож. Точнее, его рукоятку.
Это была та самая резная костяная палочка, которую он подал собачке прогуливавшейся по парку женщины.
Да, не зря та женщина показалась ему подозрительной.
Это была, выражаясь уголовным языком, который Леня не любил, но без которого иногда не мог обойтись, подстава, хорошо продуманная и подготовленная подстава.
На костяной ручке ножа, несомненно, имелись его отпечатки. Ведь он поднял ее, чтобы бросить йорку. Теперь Леня понял, почему та женщина была в перчатках – чтобы не оставить на рукоятке свои отпечатки. Орудие убийства с Лёниными отпечатками будет очень скоро обнаружено, сам он находился на месте преступления… что еще нужно для обвинительного приговора?
Можно было, конечно, вытащить нож и спрятать его или тщательно стереть отпечатки и бросить нож рядом с телом – но это было рискованно: