Убить Гертруду. Александр Фирсов
и вонзить в нее все свои накопленные желания. Так потом и происходило: он в постели непроизвольно стремился ее придушить, частенько это делал, ему казалось, что ей это очень нравилось, до невероятного по высоте октавы вокализа…
Она даже его как-то спросила, почему он перестал это делать, очевидно, плохо понимая, насколько это было опасно в их постельных экспериментах.
Она, видимо, почувствовала, что дальше Антон может стать неуправляем, прекратила игру с его носом и включила аудиосистему – магнитолу с большим, похожим на планшет дисплеем. Шесть динамиков уже лишали его шанса сбежать с корабля. Музыка источала на них магию томящихся эмоций, воздействующих слезоточивым пением неизвестного ему дуэта. А она сама уже перестала играться, отпустила педаль акселератора со своей стройной, изящной ножки. Машина прогрелась, и можно было ехать… Еще какое-то время они сидели в креслах, молча, тихо вслушиваясь в пение дуэта. Абсент – такой напиток, после которого не находится лишних слов! Марина первая очнулась, приподнялась и кнопочкой подвела сиденье в рабочее состояние, чтобы нормально держать руль и следить за дорогой. «Тойота» медленно двинулась дальше…
Антон онемел, он не знал, имеет ли право сказать хоть что-нибудь. Всё его сознание молча требовало от Марины ее самое, чтобы ей стало невмоготу сидеть за рулем и принадлежать некоему автомобильному божеству. Он позволил себе протянуть руку и положить ей на плечи так, чтобы пальцами послать приказ остановиться. Марина еще некоторое время гнала по шоссе, затем ловко свернула в лесной проселок и нажала на тормоз. Антон не шелохнулся, не отнял руки, но, когда она, наконец, повернула к нему взволнованное лицо, взял напрягшееся тело в кольцо и очень осторожно коснулся губами ее щеки. Губы едва ощутимо скользили к ее губам, слегка замешкались у кончика не рожденной улыбки и прильнули к нижней губе, затрепетавшей и раскрывшейся навстречу властному мужскому безумию. Он целовал ее так долго и яростно, что потерял всякое ощущение реальности. Он уносил свою женщину в некое совершенно иное состояние, где исчезали они оба и рождался мир поющих ритмов, горячих влажных потоков нежности и страсти. Оба уверенно обнажали друг друга, содрогаясь от долгожданных прикосновений. Наконец, она требовательно направила его возросший смычок в свое лоно, едва не задохнулась от своего вокализа и больно надкусила ему шею. Это было позывом к последнему взмаху смычка, со стоном вылившегося в аккорд взаимного оргазма. Но еще с полчаса они не могли и не хотели разжать объятья.
– Любимая, ты теперь моя, единственно моя навсегда, до самой смерти.
– Полно, мальчик мой, не зарекайся. Но сегодня седьмое небо нас приютило.
Глава седьмая.
Пленники сладких грез
Любовники стали добровольными пленниками обворожительного мира, полного детских грез, вступившего в затяжной конфликт с той