Королевство крестоносцев. Джошуа Правер
ее он мог получить и в качестве дара от правителя города. Но на основании этого нельзя делать вывод, что для королевства была характерна повышенная социальная мобильность. Начиная с середины XII в. нам не известен ни один рыцарь, который сумел войти в круг высшей знати. В XIII в. добиться этого стало еще сложнее даже через заключение выгодного брака, поскольку права родственниц магнатов и размер приданого оговаривались особыми условиями брачного контракта. По крайней мере, известен один случай, когда горожанин Триполи стал феодалом Бутроном, взяв в жены его наследницу и заплатив ее опекуну графу Триполи золотом, вес которого равнялся весу женщины. Чаще рыцари роднились с семействами зажиточных горожан, чему способствовало их совместное проживание в городах.
Экзогамные браки, с другой стороны, были обычны среди знати в XII в., когда родственные браки вследствие ограниченного числа аристократических фамилий были канонически запрещены. Большое количество поданных требований о разводе объяснялось тем, что внезапно «обнаруживались» родственные связи между состоявшими в браке супругами. Как уже говорилось ранее, аристократы часто женились на представительницах знатных фамилий Армении и Византии и европейской знати, осевшей в Леванте, на Кипре и в Греции, хотя также присутствовали матримониальные связи с дворянством Франции и других стран.
В XIII в., особенно после отъезда Фридриха II (1229), аристократия начала править королевством де-факто и де-юре. Отсутствующего короля заменила олигархия. Именно в этом контексте сформировалась одна из типичнейших особенностей аристократии: страстный и отчасти фанатический интерес к закону и законности. Ни одна христианская аристократия той эпохи не культивировала и не пестовала с такой настойчивостью знание обычного права и не уделяла столь пристального внимания рассмотрению запутанных вопросов конституционного права, как это имело место в Латинском королевстве. Эта аристократия не произвела на свет ни одного ученого, богослова и писателя, за исключением Гийома (Вильгельма) Тирского. Вся интеллектуальная энергия королевства уходила, казалось, на изучение законов. Этим занимались не только потомки рыцарей-миноритов, среди которых были Гланвиль, Бомануар и Пьер де Фонтен, как это происходило в Европе, но и выходцы из знати, такие как Жан Ибелин. Их любимым времяпрепровождением было вести казуистические споры, касавшиеся вопросов юриспруденции. Если бы склонность к подобным занятиям, довольно странная для представителя знати, была направлена на укрепление законности, то в таком случае были бы воплощены в жизнь высокие идеалы средневекового правосудия. Увы, эти интеллектуальные усилия были направлены в основном на укрепление социального положения тех самых представителей знати, кто вел такие споры. Ученые законники старались сохранить феодальные порядки неизменными. Подобная политика оказалась катастрофичной для будущего страны, но оставила после себя замечательные собрания