Лабиринт отражений. Сергей Лукьяненко
молчит – очень, очень долго. Это деньги. Живые, полнокровные, не облагаемые налогами, пришедшие ниоткуда и ушедшие никуда.
– Ваш счет.
Я протягиваю ему бумажку, на ней – номер счета в Швейцарии.
– Отрицательные проценты… вы очень осторожны, господин дайвер…
– Иного выхода нет, Петер…
Он сдается. Я знаю его настоящее имя, он мое – нет. Банк не выдаст меня никогда. Даже если международный трибунал заявит, что я людоед и виновен в геноциде.
За это и платятся отрицательные проценты со счета.
За полную безопасность.
– Пятьдесят каждому. Я делаю жест доброй воли, господин дайвер!
– Прекрасно.
Несколько секунд и на мой счет перетекают сто тысяч долларов. Это много. Это очень много.
Годы спокойной жизни в виртуальности.
– Вы согласитесь на дальнейшее сотрудничество?
Достаю свою чековую книжку, с удовольствием разглядываю цифру. Потом выписываю чек на пятьдесят тысяч и отдаю оборотню.
– Вполне возможно.
– А на постоянный контракт?
– Нет.
– Чего вы так боитесь, дайвер? – Во взгляде Шеллербаха любопытство.
Чего я боюсь?
– Имени, Питер. Настоящая свобода – это всегда тайна.
– Я понимаю, – соглашается Шеллербах. Косится на Романа: – Вы тоже дайвер? Или просто ходячий набор вирусов?
– Дайвер, – говорит Роман.
– Что ж… удачи вам, господа… – Шеллербах отходит на шаг. Останавливается: – Скажите… как это – быть дайвером?
– Очень просто, – отвечает Роман. – Надо знать, что все вокруг – игра. Фантазия.
Шеллербах кивает, разводит руками:
– Не получается, увы…
Он уходит по тропинке, мы смотрим ему вслед. Потом я наполняю наши бокалы.
– За удачу!
Роман явно еще не оценил масштабов случившегося. Молчит, крутит в руках бокал.
– Леня, скажи, ты счастлив?
– Конечно.
– Большие деньги… – Он разглядывает чек, потом решительно поднимает бокал: – За удачу!
– За нее, – соглашаюсь я.
– Ты не исчезнешь из глубины?
– Нет.
Роман кивает, с явным облегчением. Отпивает вина, говорит:
– Знаешь, с тобой интересно работать. Ты… необычный.
На миг мне кажется, что мы подходим к той небывалой грани, когда дайверы открываются друг другу.
– Аналогично, Рома.
Оборотень встает. Резко, порывисто.
– Мне пора… ко мне пришли…
Он растворяется в воздухе, бокал падает на пол, катится, звеня и подпрыгивая.
– Удачи тебе, Роман, – говорю я в пустоту.
Одиночество – изнанка свободы.
У меня не может быть друга.
– Счет! – зло говорю я в пустоту. – Счет, живо!
100
Самое обидное, что мне не хочется спать. Слишком удачный день, наверное.
Возвращаюсь в ресторан. Часть народа сменилась, компания американцев по-прежнему