Двести веков сомнений. Константин Бояндин
Если не возражаешь.
– С удовольствием, – Клеммен с любопытством наблюдал за монахом. Сейчас он приветлив и добродушен, но когда вернётся на тренировочную площадку, его будет не узнать… Тоже своего рода театр. Наверное, чем лучше в нём играешь, тем проще жить, подумал Клеммен, ощущая, как возмущённо ноют уставшие мускулы.
– Потрясающе, – вымолвил Клеммен совершенно искренне. Под мозаичным куполом (по словам Д., изготовленным из горного хрусталя) находилась горка (должно быть, изображение подлинной горы), на поверхности которой росли крохотные деревья. Собственно цветник занимал периметр купола, и росли там, как понял молодой ненгор, исключительно экзотические растения.
– Этой горы здесь нет, – заметил монах, явно довольный произведённым впечатлением. – Мы все помним её, по легендам… Унэну, моему предшественнику, пришлось немало потрудиться, чтобы воссоздать её образ.
– Как живые, – удивлённо склонился Клеммен над крохотной сосной. Иголки у неё были лишь немногим меньше, чем у полноценных сородичей, а ростом сосенка едва ли в ладонь.
– Они и есть живые, – подтвердил несколько уязвлённый У-Цзин. – Искусство выращивать их известно и здесь, только считается отчего-то тайным.
Клеммен медленно обходил горку, заворожённый необычной иллюзией. Словно он смотрит на подлинную гору, что расположена в километре-другом поодаль. Казалось даже, что по крутым склонам медленно сползают обрывки облаков, рассыпаясь по пути на клочья тумана. Тут он заметил краем глаза какое-то движение и вздрогнул. Садовник (судя по одежде), стоявший к нему спиной, сосредоточенно подстригал небольшими ножницами пышный розовый куст. Монах тоже заметил движение.
– О, как кстати! – просиял он. – Сейчас я вас познакомлю. Смотри, Клеммен, какие чудеса можно сотворить при помощи одного только трудолюбия. Вот кому я обязан таким цветником.
Садовник обернулся, опуская ножницы и приглаживая рукой непослушную прядь волос.
Карие глаза и золотистые волосы ничуть не потеряли в убойной силе.
У-Цзин не заметил, как вздрогнул и онемел его ученик.
– Прошу любить и жаловать. Клеммен, это Андари, превратившая пустырь в храм великолепия. Андари, это Клеммен, мой новый ученик…
Тут монах обнаружил, что речи Клеммен лишился, не только следуя обязательной вежливости.
Очнувшись, Клеммен ощутил, что руки его сами собой опускаются, как положено в подобных ситуациях; тело само собой выпрямилось (вызвав негодующий протест спины), а голова склонилась, что, наконец-то, позволило отвести взгляд от этих глаз.
– Очень приятно.
– Очень приятно.
– Пойду-ка я чай заварю, – неожиданно заторопился монах. – Жду вас обоих в беседке.
– Превосходный цветник, – произнёс, наконец, Клеммен, когда стало ясно, что первым нарушить молчание полагается ему. – Никогда ничего подобного не видел.
Так оно и было на самом деле.
– Здесь много интересного, – ответила