Женщина-зима. Алина Знаменская
на школу, детсад и детдом.
Когда вернулись в райцентр, уже совсем рассвело, у детдома орудовал дворник. Заведующая выбежала навстречу машине.
– А мы уж решили, вы нас без хлеба оставите сегодня… – не сумев скрыть упрека в голосе, начала заведующая.
– Как можно! – бодро возразила Любава. – Разве такое было?
– Не было, – согласилась заведующая. – Ни разу не было. Да и хлебушек ваш – не чета городскому. Я и домой беру всегда только ваш.
Любава слегка стушевалась при этих словах, но тут же сказала:
– С недельку придется потерпеть, поесть городского.
– А что такое?
– Пекарь приболел. А заменить некем. Никто, кроме него, секретов не знает.
– Ну что ж, подождем…
Та же картина повторилась в садике и школе. Когда последний лоток с хлебом был выгружен из «уазика», Любава отпустила водителя и закрылась дома. Мозг ее непрерывно работал. Он интенсивно и на разные лады прокручивал сразу две мысли.
Одна мысль была экономическая и касалась сегодняшних убытков, понесенных от приобретения готового хлеба на хлебозаводе. Мозг неукоснительно и без труда вел подсчет предстоящих материальных бедствий, если подобные приобретения она станет делать и дальше. Она может себе позволить пару дней. Не больше. А там или она решит проблему, или нужно будет отказывать постоянным клиентам и… продавать пекарню. Чего и добивается Пухов. Глаз положил на пекарню! Прослышал, что Семен от нее ушел… Пухов!
Вторая мысль была о нем. Когда в его лысую голову закралась эта «гениальная» мысль? Почему он заговорил о продаже пекарни? Кто сказал, что она собирается ее продать? Семен? Но не дурак же он, чтобы с кем-то посторонним обсуждать их дела. Он бы в лицо сказал. А его слова были такие: «Мой магазин, твоя пекарня». Или в душе он сомневался, что она справится? Решил, что захочет продать? Ни за что! Она должна справиться. Чего бы ей это ни стоило.
Любава поймала себя на том, что мечется по квартире, из комнаты в комнату, в поисках чего-то. Чего? Стоп. Вот зачем она, например, полезла на антресоли? Что она там забыла? Стояла на табуретке и думала.
«Думай, Любовь Петровна, думай. Мало у тебя времени, подруга. Шевели мозгами».
Тут в ее мысли врезался звонок. Она спрыгнула с табуретки и в одной тапке побежала к телефону. По характеру звонка узнала межгород.
– Танюша? Да, детка, да! У нас все хорошо. Ты как? Устаешь? Семинары?
Любава сосредоточилась на разговоре с дочерью. Пришлось контролировать себя, чтобы не выдать ненароком. Не уронить на дочку свои проблемы. Про ссору с Семеном – ни-ни. Пусть девчонка не переживает лишнего. Она и так одна там, вдали от дома.
– Мам, я чего звоню-то! – вдруг посреди разговора вспомнила дочь. – Посмотри в моих старых тетрадях по английскому самописный словарь. В целлофановой обложке. Ладно? Пошли мне его с кем-нибудь, кто в Москву едет. Ага?
Любаву как прострелило. Тетрадь! Ее старая толстая тетрадь, куда она записывала все расходы-приходы, где вела все дела.